Религия, религиоведение, вера, духовная жизнь общества, онтология, гносеология, теология, религиозная идея, религиозный культ, религиозная организация, церковь, секта, деноминация, сакрализация, секуляризация, национальные религии, мировые религии.
Вопросы дли контроля
1. Что такое религия?
2. Что является изначальным элементом всякой религии?
3. Каковы основные функции религии?
4. Какие науки изучают религию?
5. Как можно классифицировать религии, существующие в современном мире?
6. Какова роль религии в жизни человека и общества?
Темы рефератов
1. Роль и значение религиозного фактора в жизни народов мира.
2. Развитие представлений о религии.
3. Методы изучения религии.
4. Элементы и структура религии.
5. Проблемы современного религиоведения.
Темы контрольных работ
1. Научные определения религии.
2. Религия как мировоззренческий феномен.
3. Роль религии в духовной жизни современного общест ва.
4. Структура религии.
5. Основные функции религии.
6. Типология религии.
Задания для самостоятельной работы
1. Назовите религиозные организации, существующие в Вашем городе (районе) и дайте им краткую характеристику. Выберите несколько примеров из истории России, которые
бы позволили оценить роль религии и церкви в жизни общества.
Литература
Васильев Л. С . История религий Востока. М.,1988.
Гараджа В.И. Религиоведение. М.,1994.
Библия. М.,1996.
Донини А. У истоков христианства (от зарождения до Юстиниана). М.,1987.
Косидовский 3. Библейские сказания. М.,1975.
Коран. М.,1963.
Кимелев Ю.А., Полякова Н.Л. Наука и религия: историкокультурный очерк. М.,1988.
Крывелев И.А. Библия: историко-критический анализ. М.,1982.
Крывелев И.А. История религии: очерк. В 2 т., 2-е изд. М.,1988.
Климович Л.И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М.,1986.
Кубланов М.М. Происхождение христианства. М., 1974.
Куланов А.Е. Религии мира. М.,1996.
Лекции по истории религии. Учебное пособие. СПб.,1997.
Лобовик Б.А . Религиозное сознание и его особенности. Киев.,1986.
Лозинский С.Г. История папства. М.,1986г.
Маркевич С. Современная христианская демократия. М.,1982.
Мартин У. Царство культов. СПб., 1992.
Мень А. История религии в поисках Пути, Истины и Жизни. М.,1985.
Митрохин Л.Н. Религии «нового века»: М.,1985.
Мчедлов М.П . Католицизм. М.,1974.
Никонов К.И. Современная христианская антропология. М., 1983.
Основы религиоведения/Под ред. Н. Яблокова. М.,1994.
Религия в политической жизни США. М.,1986.
Религии мира: Пособие для учителей/ Под ред. Я.Н. Щапова. М.,1994.
Угринович Д.Н. Введение в религиоведение. М., 1979.
Яблоков И.Н. Социология религии. М., 1979.
Тема 2. Происхождение религии и ее ранние формы
При рассмотрении проблемы происхождения религии мы сталкиваемся с весьма сложными вопросами о том, когда возникла религия и в каких формах она существовала на ранних этапах своего развития. Долгое время ответы на эти вопросы казались очевидными. Большинство людей, исследовавших иудаизм и христианство, были удовлетворены теми ответами, которые содержатся в первых двух главах Библии, где излагается концепция творения мира и человека. Согласно Библии, создав человека «из праха земного», Бог «вдунул в лице его дыхание жизни» и вступил с ним в непосредственные отношения. Следовательно, религия имеет божественную природу, возникает вместе с человеком и притом сразу же в виде монотеизма (веры в одного Бога).
Начиная с античных времен, выдвигались различные теории происхождений религии. Так, древний философ Китий (V в. до н.э.) считал, что люди выдумали богов, чтобы внушить другим страх и исполнять законы. Основатель античного материализма Демокрит (V в. до н.э.) указывал, что в основе религии лежит страх перед грозными силами природы. Б. Спиноза (1632-1677) видел корни религии в неуверенности человека в своих силах, в его постоянных колебаниях между надеждой и страхом. Французские просветители XVIII в. видели корни религии в страданиях и страхе, угнетающих человека. Они полагали, что религия зародилась первоначально из бессилия человека перед стихиями природы.
Вышеупомянутые теории происхождения религии были распространены в узком кругу интеллектуалов и носили скорее всего спекулятивный характер. Богословская концепция относительно возникновения религии была подвергнута серьезной критике лишь во второй половине XIX в., когда на стыке бурно развивающихся наук (археологии этнографии, антропологии, социологии и др.) возникло современное религиоведение, которое с самого начала поставило своей задачей не защиту устоявшихся представлений, а бесстрастное исследование религий мира.
В ходе многочисленных исследований были получены достаточно интересные результаты: учеными было уста
новлено, что библейский монотеизм не является исходным пунктом религиозной эволюции, а является лишь промежуточным этапом развития религий. Английские ученые Дж. Леббок (1834-1913) и Э. Тейлор (1832-1917) предложили следующую классификацию религии в человеческой цивилизации - политеизм, генотеизм (т.е. служение одному божеству как верховному при существовании других богов) и монотеизм. Правда, оставался открытым вопрос о корнях монотеизма, которые уходили в глубь человеческой истории и были сокрыты от глаз исследователей. Это создавало возможности для выдвижения чисто умозрительных теорий и гипотез.
Одна из них была выдвинута богословскими и околоцерковными кругами и вошла в историю изучения религий под названием «прамонотеизма», или первобытного монотеизма. Впервые она была кратко изложена шотландским ученым Э. Ленгом (1844-1912) в его книге «Становление религии». Этот ученый обратил внимание на образы небесных богов в религиях некоторых отсталых народов и сделал вывод, что образы этих богов имеют неземное происхождение. За эту мысль ухватился католический пастор В. Шмидт (1868-1954), построив целую концепцию прамонотеизма, которой посвятил 12-томную работу «Происхождение идеи Бога». Образы небесных существ в верованиях отсталых народов Шмидт объявил остатками древнейшей веры в единого Бога-Творца, к образу которого якобы впоследствии примешались загрязнившие его мифологические, магические и прочие элементы. Для подтверждения этой теории Шмидт привел множество этнографических фактов, однако дал им чисто богословскую интерпретацию, а факты, которые не укладывались в его схему, оставил без внимания.
В начале XX в. зародилось еще одно направление в изучении религии, связанное с именем венского врачапсихиатра 3. Фрейда (1856- 1939). Он разработал так называемый психоаналитический метод распознания и лечения неврозов и психозов и попытался перенести его на истолкование явлений повседневной жизни, а затем и религии. В своей книге «Тотем и табу» Фрейд сделал попытку доказать, что в религиозных верованиях проявляются те же неврозы, и что в основе их лежат подавленные в детстве эротические побуждения. Рассуждая о происхождении религии, Фрейд свел эту проблему к узкой области
сексуальных влечений и к чисто биологическим явлениям и тем самым не смог понять все разнообразие и историческую изменчивость религиозных верований.
Современные богословы, ярые защитники религии, стремятся доказать, что религия присуща человеку с самого начала его существования. В противовес им многие религиоведы отстаивают гипотезу о существовании «дорелигиозного периода» в истории человечества. Сторонники этой гипотезы утверждают, что у людей, живших на ранних этапах развития общества, не было религиозных верований, ибо их сознание было непосредственно вплетено в практику и не могло создавать каких-либо абстракций, в том числе и религиозных. С момента появления этой гипотезы в научном мире стали появляться сообщения о существовании племен столь низких в своем культурном развитии, что у них якобы полностью отсутствовали религиозные представления и понятия. Однако после тщательного изучения жизни этих племен, их обычаев, языков, особенностей мышления, после установления с ними доверительных контактов исследователи неизменно обнаруживали у них зачатки религиозных верований и культовой практики, поэтому гипотеза о существовании «дорелигиозного периода» так и остается гипотезой, которую на данном этапе развития наук о человеке невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.
Учитывая, что процесс антропогенеза (происхождения человека) растянулся более чем на два миллиона лет и что большая часть человеческой истории до сих пор недостаточно изучена, современные религиоведы скептически относятся как к теории «прамонотеизма», так и к гипотезе о существовании «дорелигиозного периода». В настоящее время логично с определенной уверенностью утверждать, что простейшие формы религиозных верований существовали уже 40 тыс. лет назад. Именно к этому времени относится появление человека современного типа (Homo Sapiens), который сильно отличался от своих предполагаемых предшественников физическим строением, физиологическими и психологическими характеристиками. Но самое главное его отличие состояло в том, что он был человеком разумным, способным к анализу конкретной ситуации и созданию обобщенных понятий и довольно высшего уровня абстракций, к сознанию самого себя и своего места в окружающей действительности.
О существовании религиозных верований в этот отдаленный период человеческой истории свидетельствует практика захоронения первобытных людей. Установлено, что их хоронили в специально приготовленных местах, причем умершие предварительно проходили через определенные обряды подготовки к загробной жизни: их тела покрывались слоем охры, рядом с ними помещали оружие, предметы домашнего обихода, украшения и т.п.
Очевидно, в то время уже складывались религиозномистические представления о том, что умерший продолжает жить, что наряду с реальным миром существует мир иной, где обитают умершие.
Религиозные верования первобытного человека нашли свое отражение и в произведениях пещерной живописи, которые были обнаружены в XIX-XX вв. в Южной Франции и Северной Италии. Большинство древних наскальных рисунков - это сцены охоты, изображения людей и животных. Анализ этих рисунков позволил ученым сделать вывод о том, что первобытный человек верил в особого рода связь между людьми и животными, а также в возможность воздействовать на поведение животных с помощью некоторых магических приемов. Наконец, было установлено, что у первобытных людей имело широкое распространение почитание различных предметов, которые должны приносить удачу и отводить все опасности.
1.Формы первобытных верований. Религиозные верования и культы первобытных людей складывались постепенно. Первичной формой религии являлось поклонение природе. Первобытным народам было неведомо понятие «природа», поэтому предметом их поклонения являлась безличная природная сила, обозначаемая понятием «мана». Этот термин ученые позаимствовали у аборигенов Полинезии и Меланезии, которые называли так силу, управляющую природными процессами. Человек обладает маной, когда он счастлив, удачлив и демонстрирует какие-то необычные успехи, например, как земледелец, воин или вождь. Мана посылается богами, что предполагает их обладание маной в первую очередь.
Ранней формой религиозных воззрений следует считать тотемизм - веру в существование родственной связи между какой-либо группой людей (племя, род) и определенным видом животных или растений. Тотемизм являлся первой
формой осознания единства человеческого коллектива и его связи с окружающим миром. Жизнь родового коллектива была теснейшим образом связана с определенными видами животных, на которых охотились все его члены. Как предполагают ученые, это обстоятельство послужило основой для возникновения тотема (на языке североамериканских индейцев племени оджибве ототем - род его) - животного предка, считающегося покровителем рода.
В более поздние времена в тотемизм были привнесены элементы социальных, в первую очередь кровнородственных отношений. Члены родовой группы (кровные родственники) стали верить в то, что они произошли от предков, сочетавших в себе признаки людей и их тотема. Это вено, с одной стороны, к усилению культа предков и веры в их особые возможности, а с другой - к изменению отношения к самому тотему, в частности, к появлению запретов на употребление тотемов в пищу, за исключением тех случаев, когда поедание тотема носило ритуальным характер и напоминало о древних нормах и правилах.
Впоследствии в рамках тотемизма возникла целая система запретов, которые назывались табу. Они представляли собой важный механизм регулирования социальных отношений. Так, половозрастное табу исключало половые связи между близкими родственниками. Пищевые табу строго регулировали характер пищи, которая должна была доставаться вождю, воинам, женщинам, старикам и детям. Ряд других табу призван был гарантировать неприкосновенность жилища или очага, регулировать правила погребения, фиксировать социальный статус, права и обязанности членов первобытного коллектива.
К ранним формам религии относится магия (в буквальном переводе с древнегреческого - колдовство). Она представляет собой возникшую у первобытных людей веру в возможность воздействовать на какие-либо естественные явления путем определенных символических действий (затворов, заклинаний т.д.)
Возникнув в глубокой древности, магия сохранялась и продолжала развиваться на протяжении многих тысячелетий. Если первоначально магические представления и обряды носили общий характер, то со временем произошла их дифференциация. Современные специалисты классифицируют магию по методам и по целям воздействия. По методам воздействия магия делится на контактную (путем
непосредственного соприкосновения носителя магической силы с объектом, на который направлено действие), инициальную (магический акт направлен на объект, который недосягаем для субъекта магической деятельности), парациальную (опосредованное воздействие через остриженные волосы или ногти, остатки пищи, которые тем или иным образом попадают к обладателю магической силы), имитативную (воздействие на подобие субъекта). По целям воздействия магия делится на вредоносную, военную, промысловую, лечебную, любовную и т.д.
Обычно магическими приемами занимались специально подготовленные люди - колдуны и шаманы, которые искренне верили в свою способность общаться с духами, передавать им просьбы, надежды соплеменников, воздействовать на сверхъестественные силы. Но главное состояло не в том, что они сами верили в свои необыкновенные способности, а в том, что им верил коллектив и обращался к ним за помощью в самые критические моменты. Поэтому колдуны и шаманы пользовались особым почетом и уважением у первобытных людей.
Со временем магия превратилась в один из наиболее существенных компонентов развитой религии, включающей определенную систему магических действий - обрядов, таинств, молитв, и т.п. В быту магия сохранилась вплоть до наших дней в виде заговоров, гаданий, предсказаний, веры в «дурной глаз», «порчу».
У первобытных людей особую значимость имело почитание различных предметов, которые должны были приносить удачу и отводить все опасности. Эта форма религиозных верований получила название «фетишизм» (от португальского «фетиш» - сделанный). Впервые она была обнаружена португальскими моряками в Западной Африке в XV в., а затем аналоги фетишизма были выявлены в религиях почти всех стран, а также в ходе археологических раскопок, дающих материал о верованиях первобытных людей.
Фетишем мог стать любой предмет, поразивший воображение человека: камень необычной формы, кусок дерева, зуб ископаемого животного, ювелирное изделие. Этому предмету приписывались не присущие ему свойства (способность исцелять, предохранять от опасности, помотать на охоте...) Чаще всего предмет, который становился фе
тишем, выбирался методом проб и ошибок. Если после этого выбора человеку удавалось достичь успеха в практической деятельности, он считал, что в этом ему помог фетиш, и оставлял его себе. Если же человека постигала какая-либо неудача, то фетиш выбрасывался или заменился другим.
Обращение первобытных людей с фетишами говорит о том, что они не всегда относились с должным уважением к выбранному ими предмету. За оказанную помощь его благодарили, за беспомощность наказывали. В этом плане показателен африканский обычай истязания фетишей, причем не только для их наказания, то и для побуждения к действию. Например, прося о чем-нибудь фетиш африканки вбивали в него железные гвозди, полагая, что после этого фетиш лучше запомнит обращенные к нему просьбы и обязательно их выполнит.
Особенно распространенной формой фетишизма было поклонение камням и кускам дерева. Так, члены американского племени дакота находили круглый булыжник, раскрашивали его, а затем, величая этот булыжник дедом, начинали приносить ему дары и просить об избавлении от опасностей. Известно также, что многие бразильские племена втыкали в землю палки и приносили им жертвы. Обычай поклоняться камням и деревянным столбам существовал у многих племен Северной Азии. Не обошел он и народы Европы. Несколько веков назад в Англии и во Франции существовал запрет поклоняться камням, что свидетельствует о длительном сохранении фетишизма даже во времена господства в Европе христианской религии.
Говоря о широком распространении фетишизма, необходимо подчеркнуть, что содержание этой системы верований существенно изменилось. Упомянутое поклонение камням и кускам дерева, которое сопровождалось подношением даров и жертвоприношениями, а также обычай истязания фетишей относятся к достаточно позднему этапу развития фетишизма. Очевидно, в глубокой древности люди не наделяли избранные ими предметы человеческими свойствами, не одухотворяли и тем более не обожествляли их. Суть первобытного фетишизма заключалась в том, что человек усматривал в поразивших его воображение предметах свойства, которые обнаруживались в них при помощи обычных органов чувств. Поступая так, человек
делал предметы «чувственно-сверхчувственными», причем сверхчувственные свойства приписывались фетишам либо на основании случайных ассоциаций, либо на основании неверно понятых причинно-следственных связей.
Говоря о ранних формах религии, нельзя не упомянуть об анимизме (от латинского «анима» - душа) - вере в существование душ и духов. Детальный анализ анимистических верований был дан Э. Тейлором в работе «Первобытная культура». Согласно его теории эти верования развивались в двух направлениях. Первый ряд анимистических представлений возник в ходе размышления древнего человека над такими явлениями, как сон, видения, болезнь, смерть, а также из переживаний транса и галлюцинаций. Будучи не в состоянии правильно объяснить эти сложные явления, «первобытный философ» вырабатывает понятия о душе, находящейся в теле человека и покидающей его время от времени. В дальнейшем формируются более сложные представления о существовании души после смерти тела, о переселении душ в новые тела, о загробном мире и т.п.
Второй ряд анимистических верований возник из присущего первобытным людям стремления к олицетворению и одухотворению окружающей действительности. Древний человек рассматривал все предметы объективного мира как нечто подобное себе, наделяя их желаниями, волей, чувствами, мыслями и т.д. Отсюда возникает вера в отдельно существующих духов грозных сил природы, растений, животных, которая в ходе сложной эволюции трансформировалась в политеизм, а затем в монотеизм.
Анимистические верования входят составной и весьма существенной частью во все религии мира. Вера в духов, нечистую силу, бессмертную душу - все это модификации анимистических представлений первобытной эпохи. То же самое можно сказать и о других ранних формах религиозных верований. Одни из них были ассимилированы сменившими их религиями, другие - оттеснены в сферу бытовых суеверий и предрассудков. Так, сохранившаяся вплоть до наших дней вера в амулеты, талисманы, священные реликвии является не чем иным, как пережитком первобытного фетишизма. Отголоски тотемизма можно найти в существующих во многих религиях пищевых запретах, в изображении сверхъестественных существ в облике животных и т.п.
На ранних этапах развития человеческого общества первобытные формы религиозных верований не существовали в чистом виде. Они самым причудливым образом переплетались друг с другом. Поэтому ставить вопрос о том какая из этих форм возникла раньше, а какая - позже, вряд ли возможно. Очевидно, речь должна идти о комплексе религиозных верований. Композиция этого комплекса могла быть весьма разнообразной. Например, у аборигенов Австралии наиболее предпочтительным элементом их религиозного комплекса был тотемизм с тщательно разработанной системой табу. Среди многочисленных народов Сибири и Дальнего Востока явно доминировали магия и тесно связанная с ней практика шаманизма. Что касается народов Африки, то они отличались своей склонностью к фетишизму. Однако в каждом конкретном случае выдвижение на первый план какой-либо части религиозного комплекса не означает, что первобытные люде не были знакомы с остальным его элементами. Именно комплекс рассмотренных первобытных верований стал ядром так называемых племенных религий, которые отличались большой пестротой, так как отражали специфические для того или иного племени условия обитания, социальные связи, особенности материальной культуры.
2.Эволюция религии в период перехода к классовому обществу. Понятие «племенная религия» относится к периоду доклассового развития общества, который характеризовался низким уровнем развития производительных сил и относительно простыми социальными отношениями. Этот период растянулся на много тысячелетий и в его рамках происходили существенные изменения, как в общественной жизни, так и в религиозных верованиях. На ранних этапах родового строя, еще не знавшего социального расслоения, основным объектом религиозного поклонения была природа. В зависимости от географической среды и хозяйственной специализации сверхъестественными свойствами наделялись различные стороны окружающей первобытного человека действительности. Так, племена занимавшиеся собирательством и примитивным земледелием, поклонялись растениям и небесным светилам, охотничьи племена - животным.
В племенных религиях отражались не только силы природы и специфика хозяйственной действительности, в них
находили отражение и социальные отношения. Например, смена матриархата патриархатом и возникшая на основе этого новая организация общества привели к существенным изменениям в религиозном сознании. Женские духи, почитание которых было повсеместным во времена матриархата, постепенно вытесняются духами мужского рода. Отправление культа также становится мужским занятием. В эпоху раннеродового строя религиозные верования отразили и реальное равенство соплеменников. Духовные существа носили в основном безличный характер. В культовой деятельности преобладали магические обряды и инсценировки, в которых участвовали все члены племени. Колдуны, шаманы, заклинатели духов еще не были отделены от массы верующих.
Существенные изменения в характере религиозных верований произошли в условиях разложения родоплеменных отношений и углубления социальной дифференциации внутри племен. Со временем в руках отдельных общинников начинают накапливаться материальные богатства, в их подчинение попадают рядовые соплеменники. Выделение вождей и усиление их роли в жизни племени постепенно ведет к их сакрализации, они становятся объектами религиозного почитания не только после их смерти, но и при жизни. Социальное расслоение внутри племен и формирование племенной аристократии нашли отражение в содержании религиозных представлений. Безличные духи наделяются именами, за ними закрепляются определенные функции, возникает иерархия духов, которая во многих чертах воспроизводит социальную иерархию.
На смену почитания множества духов пришел политеизм, превративший наиболее почитаемых духов в божества. Над бестелеснымидухами и духами предков, местными гениями скал, источников и деревьев, над толпой добрых и злых духов стали возвышаться более могучие божества, влияние которых не было ограничено местными родовыми или племенными интересами.
Хорошей иллюстрацией становления политеизма могут служить религиозные представления кондов - племен, обитающих в горных районах Индии. Изучая жизнь этих племен, ученые обнаружили, что мир кондов населен огромным количеством местных духов. Они управляют природными явлениями и влияют на человеческую жизнь. Над местными духами стоят души выдающихся людей, которые
считаются божественными покровителями племен. Выше их стоят шесть великих богов: бог дождя, богиня первых плодов, бог плодородия, бог охоты, бог войны, бог-судья умерших. Еще выше этих богов стоят бог солнца и его жена, могучая богиня земли. Аналогичные структуры были обнаружены в Азии у самоедов, у коренных жителей Мексики, у многих племен Африки и Австралии.
Высшее место в подобных иерархиях чаще всего занимали боги, которые были связаны с небом или небесными явлениями. Однако эти боги не были безличными существами. Они наделялись атрибутами общественной жизни и должны были выполнять определенные социальные функции. В один ряд с небесными богами ставились и божества земли. Так, в древнегреческой религии олицетворением земли была Гея, которая породила небо, море, горы.
Высокое положение в политеистической иерархии занимали боги-воители, что было связано с истребительными войнами, характерными для периода перехода от родоплеменных отношений к классовому обществу. В ходе этих войн происходило объединение племен, образование племенных союзов. Соответственно происходил синтез религиозных представлений. Во главе политеистического пантеона обычно оказывался бог племени-гегемона. Так появился генотеизм - одна из разновидностей политеизма, заключающаяся в том, что, признавая существование многих богов, та или иная общность людей считала своим покровителем лишь одного из множества богов и поклонялась только ему. Отсюда остался всего один шаг до монотеизма, но шаг настолько трудный, что многие народы не сумели сделать его даже в условиях развитого классового общества.
В период перехода от родоплеменного строя к классовому обществу произошли существенные изменения и в сфере религиозной практики. Ясно, что отношение к богам должно отличаться от отношения к духам умерших людей. Если на ранних этапах развития человеческого общества отношения с душами умерших и духами рассматривались как дальнейшее развитие повседневного общения людей между собой, то впоследствии эти отношения приобретают характер общения несоизмеримых по своему статусу существ. С появлением великих божеств человек опускается на колени и превращается в смиренного просителя. Изме
няется и характер жертвоприношений. Многочисленные жертвы, в том числе и человеческие, приносятся не только душам высоко стоящих в социальной иерархии людей, но и в первую очередь богам, причем эти жертвоприношения начинают строго регламентироваться. Тонкости жертвоприношений были известны только жрецам, которые постепенно отделялись от массы рядовых верующих и образовывали особое сословие, занимавшее одно из самых высоких мест в социальной иерархии. Нередко жречество становилось наследственной профессией, переходившей из поколения в поколение. В то же время появились постоянные святилища и храмы, которые являлись центром религиозной жизни. Жертвоприношения, доходы с храмовых земель, а также материальная поддержка светских властей укрепляли экономическое и политическое положение жречества.
С переходом к классовому обществу открывается новая страница в истории религии, страница, повествующая о развитии и функционировании религиозных систем государственно-организованных народов.
3. Национальные религии Древнего мира. В условиях Древнего мира религии были политеистическими, т.е. многобожными. В политеизме каждый бог выступал как олицетворение определенного явления, присущего природе, обществу или человеческой психике, причем олицетворение более высокого порядка, чем у первобытных народов. В образах божеств нашли отражение представления о том общем, что характерно для группы однородных предметов. Так, например, из представлений о душе отдельного деревца постепенно формировалось представление о духах отдельных рощ и лесов, а затем уже сложился образ бога леса, повелителя духов рощ и лесов. В дальнейшем происходил процесс персонификации божеств - они стали приобретать собственные имена и «биографии».
Классическим образцом многобожия является древнегреческая религия. Верховным божеством древнегреческого пантеона считался владыка неба - Зевс, его брат Посейдон был повелителем морей, другой брат - Аид - повелителем подземного царства, жена Зевса - Гера - покровительницей супружества, Афродита - богиней любви и красоты, Афина - богиней мудрости, Дионис - богом виноградарства и виноделия. Более 80 храмов в Древней Греции
были посвящены Артемиде - покровительнице живых существ и охоты. Хозяйственную и культурную жизнь людей олицетворяла большая группа богов. Наиболее популярными среди них были Гефест - бог огня и кузнечного ремесла, Гермес - покровитель путников и торговцев. Асклепий - бог-целитель, Пан - бог природы и пастухов и др.
Мировоззрение древних греков было сориентировано не только на земную жизнь, их постоянно волновали проблемы потустороннего мира. Они считали, что после смерти душа умершего попадает в царство Аида. Сюда ее приводит проводник, затем Харон перевозит душу через реку Стикс. Для расплаты с Хароном было принято в гробницу класть медную монету. В царство Аида пропускал трехголовый пес Кербер, но только в одну сторону. В исключительных случаях возможен был возврат из этого царства, но для этого нужна была особая воля богов. Богослужения древних греков состояли из жертвоприношений, как бескровных, так и кровавых, когда совершались ретуальные убийства животных. В многочисленных храмах пели гимны, читали молитвы, совершали торжественные омовения статуй богов. Особыми событиями в религиозной жизни были мистерии. К этим тайным религиозным обрядам допускались только посвященные.
Религиозные представления древних греков строились по образцу их собственной жизни. «Образ жизни» богов мало чем отличался от человеческого. Главное отличие греческих богов заключалось в их бессмертии и сверхъестественном могуществе. Судьбы людей, их жизнь и смерть полностью находились в руках тех или иных богов. От воли или прихоти богов зависели также могущество или гибель народов и государств. Поэтому в честь отдельных богов строились великолепные храмы, украшенные их статуями, золотой либо серебряной утварью. Небесным властителям делались жертвоприношения.
Верховный бог древних греков - Зевс - был первым среди равных. Подобная иерархия отражала особенности исторического развития Древней Греции, где существовали самостоятельные города-государства (Афины, Спарта, Фивы и др.), объединение которых не шло дальше возникновения военных союзов во главе с наиболее могущественными государствами.
Представления о загробном мире - мрачном царстве бога Аида - отражали классовую структуру
древнегреческого общества. Души царей и героев занимали первенствующее положение и в потустороннем мире, рабы и бедняки влачили на том свете такое же жалкое существование, как и в жизни. В целом же загробное царство рисуется в суровых и мрачных тонах.
Религия древних римлян во многом напоминает древнегреческую. Во главе их пантеона стоял Юпитер - римский аналог Зевса. К числу наиболее почитаемых божеств относились: Юнона - супруга Юпитера, Минерва - богиня мудрости, Марс - бог войны и др. В римском культе большое место отводилось поклонению ларам - духам предметов и покровителям домашнего очага. После образования могущественной Римской империи римляне часто включали тех или иных богов покоренных ими народов в свой пантеон. Именно таким образом в империи распространился культ иранского бога Митры, египетской богини Исиды, малоазиатской богини Кибелы и др.
В период империи началось обожествление императоров. Уже император Октавиан добавил к своему имени титул Август, т.е. священный, и был объявлен богом. Август провел большую религиозную реформу, упорядочив поклонение богам, сделав религию опорой собственной императорской власти. Когда могущественная Римская империя стал клониться к закату, на ее окраине, а затем и в самом Риме стала утверждаться вера в Спасителя Христа. Человечество входило в новую эру своего существования.
Характерной чертой религий древности был их национально-государственный характер. Боги того или иного народа были национальными богами и власть их не распространялась за границы той или иной области. По мнению специалистов, в религии Древнего мира особое место занимали культ государства и культ определенной национальности. Дальнейшая история религий связана с возникновением мировых религий.
Известная заповедь Спасителя «отдайте Богу - Богово, а Кесарю - кесарево», не применима для сегодняшней политической жизни общества. Церковь, главной задачей которой во все времена было «спасение души», не только не отдаляется от института власти, но в ХХI веке стала играть все более значительную роль в мировом политическом процессе. Именно поэтому, выступая перед дипкорпусом в Париже 18 января 2008 года, президент Франции Н. Саркози, заявил, что, по его мнению, в числе наиболее значимых вызовов, которые повлияют на мировое развитие в ХХI веке, - экологический и религиозный.
Эти высказывания обращают наше внимание на происходящий в мире религиозный ренессанс. Наблюдается очевидная тенденция: чем дальше глобализируются торговля, финансы и технология, тем выше становится стремление наций к самоутверждению неэкономического характера. Особенно наглядно это проявляется в Западной Европе, где в связи с усилением мусульманского компонента налицо не только конфликт культур, но и стремление к национальному обособлению.
Кроме того, имеются основания говорить о том, что религия становится весомой частью разворачивающегося противостояния по линии ценностных ориентиров и моделей развития. Зазвучали голоса о необходимости должного учета в политике нравственных ценностей человечества, которые являются общими у всех основных мировых религий. «Альянс цивилизаций» вряд ли способен полностью заполнить образовавшуюся нишу в новом мировом порядке, учитывая изначально заложенную в него однобокую ориентацию. По этой причине в 2007 году на 62-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Россия предложила подумать о создании под эгидой ООН консультативного совета религий - для обмена мнениями между представителями основных мировых конфессий.
На Западе Церковь стремится к отдалению от политического процесса.
Автору представляется, что религиозный фактор в настоящее время должен рассматриваться как проявление теократических тенденций в политическом процессе (особенно в условиях масштабного социального конфликта), в рамках которого религия выступает как оружие различных политических сил. Детальное рассмотрение этого вопроса должно являться предметом научного поиска, так как универсальность и усиливающееся проникновение религиозного фактора во все сферы, как международной жизни, так и отдельного государства, свидетельствуют о том, что его роль в мировой и локальной политике будет возрастать.
Такая уверенность автора не случайна, она основана на анализе одного из актуальнейших вызовов современности - идеологическом противостоянии между двумя самыми крупными мировыми конфессиями - христианством и исламом. К сожалению, это противостояние не только смысл теории Самюэля Хантингтона о «столкновении цивилизаций», но и реальность далеко не бесконфликтного конфессионального взаимодействия во многих странах мира. Хантингтон безусловно остроумно обрисовал одну из проблем человечества начала нового тысячелетия: «Человек может быть полу-французом и полу-арабом, и даже гражданином обеих этих стран. Куда сложнее быть полу-католиком и полу-мусульманином». В этом предложении и заключен смысл самой актуальной проблемы глобального мира - ответ на вопрос «Кто ты?»
Сегодня идентификация различных этносов и граждан стран, кардинально отличающихся друг от друга формами управления, зачастую стало возможно лишь по религиозному признаку. Но события последних десятилетий показывают, что выделение этого признака становится началом и стимулом конфликта, как в обществе, так и в государстве.
Несмотря на различные сферы влияния, религия и политика с самого раннего этапа развития человеческой цивилизации шли «рука об руку». Еще в древности наличие в обществе жрецов и шаманов обеспечивало известное равновесие власти, а в дальнейшем абсолютная власть представлялась не иначе, как светский и религиозный союз.
Со второй половины ХХ века в мировой политике начала складываться парадоксальная ситуация, когда большинство западных, христианских государств перешли к светскому управлению, сводя влияние религии исключительно к духовной сфере, а исламские страны, напротив, усилили религиозный компонент в своих политических режимах. Произошло это на фоне разворачивающейся глобализации, которая, с одной стороны предполагала полное исключение религии из политического процесса, а с другой стороны породила «новых верующих» в лице своих противников.
Фундаментом нового глобального мира, в котором мы продолжаем жить и в ХХI веке, стали процессы секуляризации, или выход из-под церковного влияния всех общественных сфер, включая общественное и индивидуальное сознание человека, что означало закрепление преимущества светских ценностей над религиозными.
Этот процесс начался в Европе после Второй мировой войны, в результате установления послевоенной гегемонии США, стремившихся к утверждению своего культурного влияния, основанного на ключевой идее обеспечения непрерывного экономического роста и создания общества массового потребления. Формирование такого общества могла гарантировать только потребительская светская мораль, не отягощенная ограничительными религиозными принципами и нормами, а также американская модель религиозного плюрализма, признающего абсолютно равные права за всеми религиозными сообществами и церквями.
Однако эта модель была чужда европейской традиции, признававшей в той или иной форме особое или монопольное положение традиционной религии. Поэтому вместо принципа равноправия всех религий в качестве базового принципа светскости стали рассматривать свободу совести, то есть право на свободу религиозного и безрелигиозного воззрения.
Характеризуя конфессиональную ситуацию современного европейского общества, исследователи выделяют четыре основополагающих признака: «во-первых, конфессиональный нейтралитет государства и власти, что предполагает государственную автономию в отношении всех религиозных властей и автономию религий относительно государства; во-вторых, признание религиозной свободы и свободы безрелигиозности (отказа от религии); в-третьих, признание автономии индивидуального сознания, то есть личной свободы каждого по отношению ко всем религиозным и философским властям; в-четвертых, критическое осмысление всех областей человеческого духа (религии, политики, науки и пр.), предполагающее свободные дискуссии и столкновение мнений. Другими словами суть и смысл гражданских прав человека в Европе оказались выше, чем религиозные или духовные воззрения отдельной личности. Это не могло не привести к утрате религиозной, подчеркнем, христианской составляющей общественного развития. Сегодня христианство определяется лишь как «религия политкорректности» в Европейских странах, что на практике означает ее полное исключение из политического и общественного процесса, и, как отмечают многие независимые исследователи, «утрату равноправия в межрелигиозных отношениях». «За христианством, - пишет философ В. Шохин, - не стоит ни одно европейской государство, которое строило бы свою политику на защите его приоритетов, а против него очень действенно работают и принимаемые им же «европейские ценности» (в первую очередь идеология прав человека, которая опять-таки исходит из того, что наиболее полноценными «человеками» являются «меньшинства») и сами пустующие христианские храмы, которые нередко за бесценок распродаются на торгах как объекты городской недвижимости, чтобы опять-таки порою быть потом приватизированными нехристианскими общинами». При этом исследователями признается, что Христианская Церковь «еще не до такой степени исчерпала свои ресурсы влияния на населения, чтобы окончательно сдать все свои позиции и отказаться от любых признаков равноправия в межрелигиозных отношениях».
Одновременно с этими процессами, активизировались усилия идеологов ислама по созданию имиджа силы и влияния мусульманского мира, в том числе и в немусульманских странах. Начался так называемый процесс «возрождения Ислама», основанный на отрицании несправедливого мирового порядка, и на утверждении исламских ценностей как наиболее перспективных в построении нового общества, где этническая идентичность вытесняется религиозной и нового теократического государства, противопоставленного светскому.
Процесс этот протекал так бурно, что позволил сформироваться вполне научным концепциям о мусульманской Европе, где через 20-25 лет установится власть, которая присущая исламским государствам. Что позволило мусульманам, которых до конца 1940-х годов ХХ века практически не было в Западной Европе (больше всего мусульман насчитывалось лишь во Франции - 120 тыс. в середине 1920-х гг.), заставить говорить о себе как об одной из актуальнейших европейских проблем?
Первая массовая миграция мусульман в европейские страны была связана с войной в Алжире (1954-1962 гг.). После признания Францией независимости этого североафриканского государства, сотни тысяч местных мусульман воспользовались появившейся возможностью переехать в свою бывшую метрополию. В результате миграции из развивающихся стран приняли массовый характер, и сегодня во Франции находится самая крупная мусульманская община, насчитывающая от 5 до 7 миллионов мусульман, что составляет 10% от общего числа населения. Кроме Франции значительные мусульманские общины насчитываются в Германии (3,4 миллиона), Великобритании (более 2 миллиона) и Италии (1 миллион). Приближается к миллиону мусульманская община Голландии, где в 1997 г. в Роттердаме было открыто первое медресе. Менее значительные мусульманские общины разбросаны по всем без исключения западноевропейским странам, включая Финляндию и Ирландию.
Для приверженцев либерализма эти концепции представляются логическим развитием демократии, где права меньшинств гарантированы и защищены государством. При этом не делается никакой разницы между «старым» и «новым» населением: их права на самобытное существование защищаются демократическим государством в равной мере.
Однако складывающаяся политическая обстановка приобретает новые черты. С 1990-х годов ХХ века в европейской общественной жизни появилось даже понятие «евроислам», введенное в политический словарь духовным лидером европейских мусульман Тариком Рамаданом. Основной тезис Тарика Рамадана заключается в том, что рожденные в Европе мусульмане должны получать европейское образование и активно участвовать в европейской общественно-политической жизни, чтобы содействовать распространению Ислама.
Росту численности европейских мусульман способствует несколько факторов, самый значимый из которых - поощряемая государственными социальными программами высокая рождаемость. В мусульманских семьях среднее количество детей, как правило, не ниже четырех. Многодетность мусульманских семей контрастирует с малодетностью и кризисом традиционных семейных ценностей у коренных европейцев. Важнейшим демократическим завоеванием современной западной цивилизации провозглашена свобода сексуальных отношений, причем в ряде стран (Голландия, Бельгия, Канада, Испания и Швейцария) были законодательно разрешены однополые браки.
Наряду с ростом численности сексуальных меньшинств сокращению коренного (атеистического или номинально-христианского) населения Западной Европы способствует сознательный отказ от рождения детей, так как многие европейцы считают, что дети станут для них помехой в карьере или попросту помешают вести привычную и комфортную жизнь. Семьи, которые имеют одного ребенка, редко решаются на рождение второго. Для простого воспроизводства населения средний уровень рождаемости должен составлять 2,1 ребенка. Но женщины в Западной Европе в среднем рожают только 1,4 ребенка. И в условиях прогрессирующего сокращения коренного населения Европы мусульмане с успехом заполняют собой образовавшийся демографический вакуум.
Одновременно мусульманскими мигрантами осуществляется перенос образа жизни, традиций, обычаев и даже практики устройства общественной жизни, за которыми идут и политические претензии, что нередко вступает в серьезные противоречия со сложившейся культурой народов, с которыми они намерены организовать свою жизнь. Это складывающееся противоречие питает как националистические настроения населения стран Европы, в том числе и в России, так и порождает сопротивление среди мусульман. При этом, по данным социологов, европейские мусульмане не проявляют терпимости к своим согражданам именно в тех странах, которые отличаются наибольшей терпимостью и толерантностью, например, в Великобритании.
Так, «жестокими и враждебно настроенными мусульман считает лишь треть британцев, тогда как в Испании такого мнения придерживаются около 60% коренных жителей, в Германии - 52%, во Франции - 41%. При этом именно в Великобритании отмечается наиболее негативное на Западе отношение местных мусульман к европейским ценностям. Большинство представителей британской уммы считают людей западного мира эгоистичными, заносчивыми, жадными и аморальными и менее других верят в возможность своего существования в западном обществе с сохранением при этом традиционного жизненного уклада и приверженности консервативным ценностям.
В начале третьего тысячелетия европейские мусульмане превратились в активную политическую силу. Весной и летом 2001 г. массовые акции были проведены британскими мусульманами в фабричных городах средней Англии. В 2002 г. во время парламентских выборов во Франции массовые демонстрации французских мусульман в значительной мере парализовали активность правоэкстремистского Национального фронта. Европейские мусульмане во многом способствовали выработке Европой самостоятельной позиции по вопросу войны в Ираке в 2003 г. Зимой 2003-2004 гг. были проведены широкомасштабные акции европейских мусульман, которые были направлены против запрета французским министерством образования ношения хиджаба в школах. В европейских городах постоянно проходят массовые марши в поддержку народа Палестины, против политики США и Израиля. Некоторые исламские деятели выступили даже с требованием автономии для европейских мусульман. Так, директор Мусульманского института К. Сиддики (один из лидеров исламских радикалов в Великобритании) в своем «Мусульманском манифесте» потребовал дать британским мусульманам статус «автономного сообщества».
Европа стала ареной деятельности исламских террористов, организовавших взрывы в Мадриде и Лондоне, а также убийство голландского режиссера Тео Ван Гога в Амстердаме. При этом терроризм порождается не только внутренними причинами, но и теми процессами, которые происходят внутри мусульманских общин Европы. Многие участники террористической атаки на США 11 сентября 2001 г., были мусульманами из европейских стран, где формировалось их мировоззрение, отрицающее либеральные и демократические ценности. Большинство совершивших теракты 11 марта 2004 г. в Мадриде также составляли молодые мусульмане, принадлежащие ко второму или третьему поколению иммигрантов. Они не были связаны с зарубежными террористическими организациями, хотя и заявляли о том, что являются последователями «Аль-Каиды». В состав группы входили жители Мадрида и полноправные граждане Испании (большей частью марокканского происхождения), которые прониклись радикальными идеями под влиянием информации, которую они черпали в Интернете на исламских сайтах. Та же картина наблюдалась в Великобритании, где лондонские теракты 7 июля 2005 г. также были осуществлены молодыми мусульманами - полноценными британскими гражданами.
На наших глазах Ислам превратился в важнейший фактор европейской общественной жизни и без учета этого фактора невозможен сколько-нибудь серьезный прогноз будущего развития Европы, да и всего современного мира. Мы видим, что значительная часть мусульман Европы не интегрировалась в европейскую действительность и сознательно отказывается принимать западноевропейский образ жизни, мораль и ценности. Все большее число мусульман предпочитают жить в рамках собственной общины, исключительно по своим законам и даже не говорить на языках стран своего проживания.
Отказываясь от европейской идентичности, они делают выбор в пользу «чистого» ислама в его аравийской разновидности и ощущают себя в первую очередь частью всемирной мусульманской общины. Именно этим поведение мусульман коренным образом отличается от поведения других меньшинств (китайских, индийских, восточноевропейских и т.п.), которые, сохраняя свои культурные традиции и своеобразие, все же стремятся адаптироваться и интегрироваться в то общество, где они ныне проживают.
Вместе с тем, в условиях построенного на либеральных ценностях европейского общества выработка какой-то особой политики по отношению к мусульманам, само их выделение из числа других меньшинств представляется совершенно недопустимым нарушением демократии. Настойчивое стремление не замечать специфику мусульманских проблем приводило к тому, что такие экстремисты, как египтянин Абу Хамза, без проблем получали британское гражданство и в течение многих лет спокойно жили в Великобритании, занимаясь террористической деятельностью. Но для европейского либерализма было бы немыслимым принятие законодательных актов, аналогичных, к примеру, принятому в сентябре 2006 года австралийскому указу об арабо-мусульманских иммигрантах, от которых «правительство ощущает угрозу терактов». В этом указе говорится, что «мусульманам, желающим жить в Австралии по законам шариата, придется покинуть эту страну». В Европе же высказывания о том, что ислам является угрозой для общества, влекут за собой обвинения в расизме и судебное преследование.
Таким образом, несмотря на очевидный геополитический подтекст проблемы распространения ислама в Европе, политический взгляд на роль внутреннего ислама европейской элитой не одобряется. Честно и беспристрастно оценить деятельность исламских организаций и роль исламских государств в их развитии пытаются лишь независимые исследователи как в европейские, так и российские. Но последние часто навлекают на себя обвинения со стороны европейских интеллектуалов в «политической некорректности», а со стороны мусульман - в «исламофобии» (этот термин, кстати, тоже «изобретение» Тарика Рамадана).
Но, по мнению французского исследователя К. Монике, политическая корректность в отношении ислама приобрела чрезмерный характер. «На Западе позволено критиковать все - христианство, оккультную власть масонства, профсоюзы, капитализм, «можно смеяться над папой, над матерью Терезой, над далай-ламой, но никогда - над исламом, поскольку тут же будешь обвинен в расизме».
Одновременно большинство европейских экспертов и политиков не разделяют мнения о том, что, если допустить исламистов к власти, они «врастут» в демократический процесс, либо дискредитируют себя и уйдут с политической сцены. В действительности же все тяготеющие к теократии режимы, даже если они приходят к власти путем выборов (как, например, в Турции или Палестине), не хотят быть смещенными в результате волеизявления. А в том, что их власть становится тоталитарной, сомнений не возникает.
Таким образом, отсутствие положения, закрепляющего равенство всех религий или равное отношение ко всем религиям, дает возможность европейским государствам сохранять и самостоятельно определять права традиционных религий.
Таким образом, анализ взаимоотношений современного мира и религии позволяет утверждать, что их состояние и формирующиеся тенденции представляют серьезную проблему, которая не только не отступает, но и увеличивается.
Что касается роли европейского религиозного фактора, то анализ утверждения мусульман в Европе приводит к выводу, что ее правящие круги недооценивают или игнорируют как цивилизационный исламский потенциал, так и возможности геополитического проекта исламского единства. Безусловно, ислам, как и любая другая религия, сам по себе не несет угрозы миру и обществу. Угроза возникает лишь тогда, когда ислам перестает быть религией и начинает использоваться в качестве политической идеологии, которая предназначена для захвата власти в отдельных странах, регионах или в планетарном масштабе по имя создания будущего Всемирного халифата.
Будущие перспективы Европы в первую очередь будут зависеть от того, сумеют ли европейские государства выработать адекватную политику по отношению к растущим и все менее интегрированным в общество мусульманским общинам. Такая политика должна не только гарантировать все права, сохранение религиозного и культурного своеобразия европейских мусульман, но и гармонизировать их отношения с обществом, обеспечить интеграцию мусульман в современную европейскую цивилизацию.
В этой связи представляется наиболее продуктивным подход, высказанный директором Международного института исламской мысли при ЮНЕСКО Мохаммедом Местири, который отметил, что «в нынешней Европе у мусульман чувство гражданина должно превалировать над религиозной идентификацией, а только толерантности недостаточно. Нужно реальное уважение прав, свобод и взглядов других людей».
Статья посвящена роли религии в мировой политике. Автор полагает, что религия появляется на мировой арене в виде системы транснациональных связей между государствами, отдельными группами, общинами и политическими движениями. Эти связи устанавливаются «поверх» государственных границ, создавая дополнительную систему взаимосвязей. Транснациональные религиозные системы автор предлагает называть «мирами» или цивилизациями. Эти цивилизации имеют прерывистую структуру и состоят не только из государств, но и из негосударственных субъектов. Цивилизации объединяются не религиями как таковыми, а религиозными идеологиями или «политическими религиями». Политическая религия представляет собой идеологию, позволяющую приложить религию к политике.
The article is devoted to the role of religion in world politics. The author believes that religion appears on the world scene in the form of system of transnational communications between states, separate groups, communities and political movements. These connections are established ‘over’ the state lines, creating an additional system of interconnections. The author offers to call transnational religious systems ‘worlds’ or civilizations. These civilizations have broken structure and consist not only of the states, but also of non-state objects. Civilizations are united not by religions as such, but religious ideologies or ‘political religions’. Political religion presents the ideology allowing applying religion to policy.
На наш взгляд, многозначность слова «религия» и его производных («религиозный», «религиозность») препятствует адекватному пониманию роли религиозного фактора в мировой политике. В обыденном словоупотреблении существует столько толкований смысла этого слова, что для научных целей приходится намеренно сужать его значение. Среди основных значений слова «религия» можно упомянуть религию как мировоззрение; религию как набор ритуалов (культ); религию как личный опыт переживания сверхъестественного (по Уильяму Джеймсу) и религию как совокупность институтов. В качестве фактора мировой политики религия выступает главным образом в двух своих ипостасях: как система убеждений (мировоззрение) и как набор институтов.
Исходя из этих двух значений слова «религия», мы предлагаем отличать религиозный фактор в мировой политике от конфессионального фактора. Под термином «конфессия» подразумевается организованная религия, воплощенная в каких-либо социальных институтах (церковь у христиан, система улемов у мусульман, буддистская сангха и др.). Практика показывает, что любая религия, даже не предполагающая строгой иерархической организации (подобной организации католической и православной церквей), тем не менее, всегда имеет определенную институциональную структуру («церковь» в широком смысле слова). Институциональные структуры разных религий являются участниками мирового политического процесса, выступая как вариант или аналог неправительственных организаций (НПО). Представляется, что относить деятельность религиозных организаций к «религиозному фактору» в мировой политике не совсем корректно, так как речь идет не о влиянии религии как мировоззрения, культа или опыта, а именно о влиянии организаций. Например, следует различать «католический фактор» (который часто реализуется вне церкви) и «фактор католической церкви» в мировой политике.
К сожалению, проблема взаимоотношений религии и политики часто сводится к проблеме отношений церкви (или другого религиозного института) и государства. Явления внецерковного и внегосударственного характера (транснациональные религиозные движения, религиозно мотивированный терроризм, религиозно-этнические конфликты) упоминаются вскользь. Между тем религия не тождественна «церкви» или любой другой официальной структуре. Религия часто появляется на мировой арене в виде системы транснациональных связей между государствами, отдельными группами, общинами и политическими движениями. Эти связи устанавливаются «поверх» государственных границ, создавая дополнительную систему взаимосвязей, сосуществующую с системой межгосударственных отношений. В каком-то смысле, происходит частичное возвращение мира к догосударственному состоянию, когда лояльность человека может принадлежать как государству, так и транснациональной религиозной общности.
По мнению крупнейшего современного исследователя национализма Бенедикта Андерсона, религиозные сообщества досовременной эпохи не были привязаны к определенной территории: будучи глобальными, они простирались почти безгранично, объединенные священными языками и общими сакральными текстами . Языками-объединителями были латынь, арабский, церковнославянский и другие языки священных текстов. Но уже в позднем Средневековье начинается процесс «территориализации вероисповеданий», предвосхищавший переход к сакрализации нации и территории . Одним из явных проявлений этой территориализации стала замена латыни - общего языка западно-христианского мира – на множество национальных языков Европы. Уже в ХVIII в. национализм в каком-то смысле пришел на смену религии в качестве всеобъемлющего мировоззрения. Он превратился в особую религию, не предполагавшую веры в сверхъестественное, но наделявшую сакральным значением государство-нацию и его символы: герб, флаг, могилы героев борьбы за национальную независимость и т. д. В рамках национализма вырабатываются собственные квазирелигиозные ритуалы поклонения: смена караула на могилах неизвестных солдат, церемония поднятия флага, обычай отмечать национальные (существующие только у данной нации) праздники. Национализм говорит о наличии мистической связи между гражданином государства и его территорией, «объясняя» гражданину каждого конкретного государства, почему он должен сохранять этому государству лояльность, даже родившись за его рубежами.
Однако не для всех граждан националистические объяснения звучали убедительно. Уже в начале ХХ в. мир разделился на две части, возник Коммунистический Интернационал, и тысячи, если не миллионы, граждан разных стран потеряли лояльность «своим» правительствам, перенеся ее на удаленные идеологические центры. Коммунистическая идеология стала первым конкурентом национализма. Лишь несколько государств действительно разделились на части под влиянием идеологических противоречий (Южный и Северный Вьетнам, Южная и Северная Корея, Западная и Восточная Германия и т. д.). Но даже внутри монолитных государств существовали мощные диссидентские движения, которые вели борьбу (иногда вооруженную) с правительствами своих стран. Можно привести в качестве примера и левых террористов 1960-х гг., и людей, по идейным мотивам становившихся агентами СССР, и различные вооруженные группы сопротивления (бандеровцы, «лесные братья»), действовавшие в СССР. Существование мощных «внутренних врагов» всячески замалчивалось властями соответствующих государств (как правило, их провозглашали «отдельными отщепенцами» и приравнивали к уголовникам), так как само их наличие подрывало националистическую мифологию. Впрочем, эти силы не обладали достаточными возможностями, чтобы перейти от партизанской войны к масштабным вооруженным конфликтам.
«Возвращение» религии в мировую политику заставило некоторых западных ученых заговорить о «новом средневековье» (neomedievalism) – то есть об эпохе, когда лояльность граждан принадлежит не государству, а транснациональным религиозным сообществам . В этот период, как и в эпоху средневековья, территория не имеет особого значения, так как люди получают возможность вступать друг с другом в непосредственные контакты, не пересекая физически государственных границ. Более того, нет необходимости и в использовании старых средств связи, таких как почта или телефон, которые слишком уязвимы перед силой государств (прослушивание, перлюстрация). Потеря связи с территорией, снижение значимости физического контакта делает различные негосударственные субъекты, так сказать, все менее и менее уловимыми. Многие политологи предпочитают говорить не о международных отношениях (отношениях между «народами», то есть, государствами), а о мировой политике, в которой взаимодействуют государства, этнические группы, проживающие на территории одного или нескольких государств, а также транснациональные субъекты.
Эпоха средневековья с ее нечеткой территориальностью и размытыми лояльностями осталась так далеко в прошлом, что язык теории международных отношений не позволяет адекватно выразить новые явления. Под вопросом оказывается сам термин «транснациональные религиозные сообщества». Как отмечает американский исследователь Хосе Казанова, называть религии транснациональными можно только по отношению к системе суверенных национальных государств, которая заменила средневековый христианский мир (Christendom), где светская (национальная) и папская (интернациональная) власти находились в состоянии неустойчивого равновесия . Сами «транснациональные» политические религии себя с этой системой никак не соотносят; в этом смысле их правильнее называть «наднациональными» или даже «вненациональными». Слово «транснациональный» – не более чем эвфемизм, позволяющий «старому» миру суверенных государств хоть как-то примириться с новыми субъектами мировой политики. Сьюзан Хебер Рудольф (университет Чикаго) предлагает использовать метафору «прозрачных пластиковых схем», которые накладываются на традиционную политическую карту мира, не отменяя суверенных государств, а сосуществуя с ними . В реальности между миром государств и миром транснациональных субъектов имеет место не столько сосуществование, сколько битва на выживание, исход которой зависит от того, насколько успешными оказываются национальные проекты.
Каждая транснациональная религиозная система («мир» или «цивилизация») состоит из разнородных элементов, включая государства, религиозные анклавы в границах других государств, транснациональные движения и т. д. Чтобы проиллюстрировать наше понимание структуры «цивилизаций», возьмем общеупотребительное понятие «исламский» или «мусульманский» мир. Именно об этом «мире» существует больше всего литературы, как аналитической, так и концептуальной. Идеальное представление об исламском миропорядке заключается в том, что разделение сообщества мусульман (уммы) на суверенные государства не имеет смысла. Единственным суверенным правителем всех государств является Бог. На семинаре «Государство и политика в исламе» (Лондон 1983) было принято решение о необходимости ликвидировать национализм во всех его проявлениях, особенно в форме «нация – государство» . В идеале сообщество мусульман должно совпадать с единым исламским государством. На практике реализации этой идеи оказалось добиться трудно. Между отдельными мусульманскими государствами существуют противоречия, которые не являются непреодолимыми, но не позволяют говорить об их объединении в единое государство. Межгосударственные союзы, основанные на исламе (организация «исламская конференция», Исламская комиссия Международного красного полумесяца, Исламский банк развития, Исламская организация по образованию, науке и культуре), носят формальный характер. Как пишет известный российский исламовед А. А. Игнатенко, «исламский мир как консолидированный субъект международной политики существует только виртуально, в качестве некого проекта, точнее, проектов…» . Картина меняется, если учесть существование негосударственных субъектов (например неправительственных транснациональных исламских движений, исламских меньшинств внутри государств и т. д.). На транснациональном уровне исламский мир – не проект, а реальность.
Доказательством существования мощных транснациональных исламских связей может служить, например, бурная отрицательная реакция всего исламского мира на книгу «Сатанинские стихи» Салмана Рушди. Демонстрации и другие акции протеста по этому поводу проходили не только в «официальных» исламских странах, но и везде, где живут сторонники политического ислама. Тем самым многие западные страны неожиданно оказались частью транснационального «исламского мира». Стало очевидным, что хотя в исламский мир могут входить целые государства (так называемые исламские, то есть идеократические, например Иран), его равноправной частью являются также политически активные исламские элементы в светских государствах: партии, движения, отдельные личности. Эти элементы, конечно, могут стремиться к завоеванию власти в своих государствах, но могут и устанавливать контакты с единомышленниками поверх государственных границ.
Предположение, что книга Рушди может быть опубликована в России, также продемонстрировало, что трансграничные исламские связи существуют. 22 апреля 1998 г. мусульманские лидеры России, придерживающиеся самых разнообразных политических взглядов (лидер радикальной организации Союз Мусульман России Надиршах Хачилаев, председатель Духовного управления мусульман Центрально-европейского региона России Равиль Гайнутдин, сторонник евразийского ислама Гейдар Джемаль и др.), выпустили совместное заявление, направленное против запланированного издательством «Лимбус-пресс» издания «Сатанинских стихов» на русском языке. В этом заявлении они писали, что «исполнителям этого преступного заказа никто не сможет гарантировать покой и личную безопасность в случае реализации этого враждебного плана... судьба предыдущих издателей этой книги в других странах должна послужить уроком тем, кто сегодня хочет испытать собственную судьбу», а на последовавшей пресс-конференции Н. Хачилаев прямо сослался на изданную аятоллой Хомейни фетву . Возникает впечатление, что распоряжение лидера одного государства, пользующегося особым авторитетом в исламском мире, обязывают к действиям граждан других государств, причем светских и даже не мусульманских в культурном смысле. При этом никто не поднимал вопроса о противоречиях между шиитами и суннитами. Другой иллюстрацией негосударственного понимания исламской солидарности может послужить тот факт, что во время кризиса 1991 г. даже в тех странах, где правящие режимы включили свои вооруженные силы в антииракскую коалицию (Марокко, Бангладеш, Египет, Сирия, Пакистан), проходили массовые демонстрации в поддержку Саддама Хуссейна. Во всех этих случаях очевиден контраст между позицией правительства и позицией неправительственных организаций и отдельных граждан.
Что касается противоречий внутри исламского мира, которые некоторые ученые заранее объявляют непримиримыми , по этом поводу можно привести следующее высказывание Бессама Тиби: «Западные исследователи ислама, имеющие, как правило, не социологическое, а филологическое образование, по праву указывают на многообразие ислама. Однако из этого они делают неверный вывод – о недопустимости обобщающих суждений. Возможно, в филологии это и правильно, но не в политике и обществе: в этих сферах подобного рода аргументация явно ошибочна. При надлежащем знании предмета обобщение в определенной степени не только возможно, но даже необходимо, в противном случае подвергаешь себя опасности не распознать подлинную проблему. Исламский мир чрезвычайно разнообразен, но его многообразие укладывается в общий спектр, который следует именовать исламской цивилизацией. Исламизм, соответственно, также многолик и все-таки это – единый феномен» . В рамках исламского мира взаимодействуют самые разнообразные субъекты: государства вступают в контакты с транснациональными террористическими группами, шииты поддерживают суннитов, а сунниты – шиитов. Так, Иран и Саудовская Аравия поставляли оружие мусульманам Боснии-Герцеговины, а радикальные исламисты из разных стран сражались в боснийской армии . Ливийский лидер Муаммар Каддафи предоставил руководителю афроамериканской организации «Нация ислама» Л. Фаракану миллион долларов на ведение исламской пропаганды в США, а Фаракан в ответ выступил с призывами прекратить санкции против Ливии . Список подобных примеров можно продолжить.
Ни одно государство нельзя рассматривать как монолит: в светских государствах есть сегменты общества, ощущающие себя частью исламского мира, а в исламских идеократических государствах, разумеется, существует оппозиция (тайная или явная), которая себя частью исламского мира не ощущает. Еще ярче дисперсная, прерывистая структура «цивилизаций» проявляется в связи с «католическим миром» в понимании теологов освобождения, то есть с католическим социалистическим миром. Пожалуй, лишь Никарагуа можно назвать государством, воплотившим идеологию прогрессивного католицизма в жизнь на общена-циональном уровне; по этой причине никакого союза государств на основе теологии освобождения возникнуть не могло. «Католический социалистический мир» теологов освобождения состоял исключительно из негосударственных субъектов: политических движений, базовых христианских общин и отдельных лиц. В наше время «цивилизации» могут приобретать виртуальный характер: например, радикальные протестантские группы, основанные на идеологии «превосходства белой расы», еще в начале 1980-х гг. начали использовать возможности компьютерных сетей для обмена информацией. Эта «цивилизация» (если можно применить такой термин к виртуальной общности) является полностью нетерриториальной и состоит из «фантомных сотовых сетей» или «единиц автономного управления», не зависящих друг от друга, но способных к одновременным действиям во имя поставленной цели .
Все «цивилизации», таким образом, являются дисперсными по структуре: исламский мир, например, включает в себя не только официальные исламские страны (в конституциях которых упоминается ислам как основа законодательства), но и многочисленные анклавы на территориях различных государств. А. А. Игнатенко пишет, что в Великобритании существует образование, «частично выведенное из-под юрисдикции британской короны», – зона, ограниченная отдельными мечетями, предприятиями и т. д. «Люди, расселенные дисперсно, но включенные в эту зону, характеризуются изоляционизмом, живут по исламскому праву (для них решающей идеологической и судебной инстанцией является так называемый “шариатский суд Великобритании”)», – пишет он . Такие разорванные в пространстве анклавы образовались уже во всех европейских странах. В Германии действуют турецкие исламские организации, такие как «Национальный взгляд – исламское общество» с центром в Кельне. Она содержит в 252 городах Европы лагеря и школы с 14 тысячами учащихся. «Второй религией» становится ислам во Франции и Италии . На территории Российской Федерации 16 августа 1998 года (в селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района республики Дагестан) возник исламский анклав, где отменялись законы России и вводились законы шариата. Означает ли это, что Великобритания, Германия и Россия – «исламские государства»? Мы полагаем, что нет. Парадокс в том, что государство, не будучи исламским, может неожиданно для своего руководства оказаться частью транснационального «исламского мира».
Логично, что многие ученые-исламоведы заимствуют лексикон международного коммунистического движения, говоря то о «Коминтерне ислама», то об «исламской гражданской войне в Испании» (то есть о войне в Афганистане) . Однако, по нашему мнению, «исламский мир» не следует понимать как аналог Коминтерна; напротив, это структура, обратная Коминтерну. Коминтерн при всем его негосударственном, даже антигосударственном характере представлял из себя жесткую иерархическую структуру. У него был единый центр, рассылавший обязательные к исполнению директивы. Ничего подобного нельзя найти в современных транснациональных религиозных движениях, в частности, в транснациональном исламе. Формальные структуры здесь отсутствуют или не обладают достаточным влиянием. Тем не менее, у наблюдателя возникает впечатление вполне скоординированной деятельности. Каким образом транснациональные религиозные движения добиваются такой координации (если, конечно, не принимать во внимание версию с законспирированным руководящим центром)?
Ответ на этот вопрос политологи видят в принципе эмуляции, который заключается в том, что, несмотря на отсутствие формальных руководящих структур, религиозно-политические группы воспроизводят организационные формы и доктрины друг друга . Когда речь заходит о транснациональных религиозных сообществах, многие полагают, что это означает формальные структуры, более или менее управляемые из единого центра. Но на практике речь не всегда идет о формальных организациях и запланированных кампаниях. Впечатление координации создается из-за того, что группы со сходными задачами возникают по принципу эмуляции в различных уголках мира. Именно так создавались в конце 1960-х – начале 1970-х гг. католические организации, основанные на принципах теологии освобождения (ватиканская иерархическая структура была здесь ни при чем, так как Ватикан не поддерживал этих организаций). «Транснациональные влияния осуществляются более сложными и разнообразными способами. Сети могут принимать разные формы, варьируясь от вертикальных и иерархических структур – классическая католическая модель – до более безлидерных моделей, в которых преобладает эмуляция, а не проекция», – пишут американские специалисты по теологии освобождения Д. Левин и Д. Столл . В частности, по их мнению, у теологии освобождения не было четкого «момента появления». «Вместо этого изменения возникают на основе одновременного создания и неформальной эмуляции, когда группы священников и обычных людей начинают экспериментировать с новыми идеями и моделями перемен примерно в одно и то же время по всему региону» . Примерно так же (на основе эмуляции) возникают и действуют по всему миру исламские политические группировки, а также группы «белого арийского сопротивления». Разумеется, после того, как количество таких организаций возрастает, они могут устанавливать контакты между собой и создавать координационные центры.
Подчеркнем, что когда мы говорим о цивилизациях или «мирах», речь идет о транснациональных религиозных сообществах, основанных не на «просто религиях», а на религиозных идеологиях (политических религиях). Сам факт, что люди исповедуют какую-либо религию, не является политической проблемой. «Просто религии» в наше время не образуют транснациональных сообществ: их приверженцы, включая религиозное руководство, ощущают себя прежде всего лояльными гражданами своих государств. Например, та часть мусульман, живущих в Западной Европе, которая не идентифицирует себя с политическим исламом, не является источником угроз для целостности европейских государств. Угрозу представляют приверженцы политического ислама, которые в традиционном смысле могут даже не быть мусульманами: не знать основ ислама, не практиковать его, не соблюдать пищевых запретов и т. д.
Хотя религиозные идеологии лишь отдаленно напоминают исходные религии, именно они служат основой массовых политических действий. Сторонникам политических религий присуще дуалистическое восприятие мира как арены противостояния «своих» и «чужих». Однако водораздел, в их понимании, проходит не между, например, православными и неправославными (то есть мусульманами, католиками, атеистами, безрелигиозными людьми и др.), а между «нашими» и «всеми остальными». В число «всех остальных» могут попасть и стойкие приверженцы православия, и даже иерархи православных церквей. Напротив, «нашими» часто становятся люди, далекие от православия: атеисты, неоязычники, католики-славяне, мусульмане и т. д. То же самое характерно для всех политических религий: первой мишенью их критики становятся не столько представители иных религий, сколько официальные лидеры «их» религии или ее аполитичные приверженцы. Процессы политизации религии не поддаются контролю со стороны официальных религиозных лидеров, авторитет которых мало что значит для приверженцев политической религии. Сторонники политического православия могут вообще не быть «верующими» в традиционном смысле: они исповедуют не религию, а религиозную идеологию.
По нашему мнению, политическая или политизированная религия представляет собой идеологию, позволяющую приложить религию к политике. Политические религии появились потому, что религия не может стать непосредственной основой политического действия. Большинство политических режимов, установленных на основе религии, являются не теократическими в буквальном смысле, а идеократическими, то есть строятся не непосредственно на принципах религии, а на принципах соответствующей идеологии.
Термин «политическая религия» восходит к книге немецкого ученого Эрика Фёгелина «Политические религии» (1938), где он называет политическими религиями тотальные идеологии, подобные коммунизму, фашизму и национал-социализму. Эти идеологии служат в качестве обоснования национального единства, придавая политическому порядку квазирелигиозное измерение, хотя и в превращенной форме . Превращенность формы – исключительно важное понятие в данном случае. Оно указывает, что для Фёгелина и его последователей «политическая религия» не представляет собой религии в собственном смысле слова: это идеология, обладающая всеми признаками религии, но не предполагающая веры в Бога. Не зря термин «политическая религия» может быть заменен термином «светская религия» (как это и сделал в свое время известный французский социолог Раймон Арон). Естественно, что европейцы-христиане могли называть «религией» идеологию, не включавшую веры в Бога, только в метафорическом смысле. Однако сейчас, когда в поле зрения ученых попадают религии, изначально не предполагающие веры в Бога, различие между «религиями» и «идеологиями» становится еще более смутным, чем во времена Фёгелина.
Представляется, что религия отличается от идеологии тем, что включает веру в существование сверхъестественных сил, которые влияют на события нашего мира. Идеология не предполагает веры в сверхъестественное, хотя эту точку зрения, разумеется, можно оспорить – так, можно счесть «сверхъестественными» сущностями «нацию» или «государство» в том виде, в каком их представляет данная идеология. Ведь такого объекта, как «дух нации», в реальности не существует. Именно из этого исходил Фёгелин, обозначая тотальные идеологии как «политические религии», – он полагал, что эти идеологии наделяют квазиреальностью и «обожествляют» такие общие понятия, как класс, раса или государство . Тем не менее, «обожествление» следует в данном случае понимать как метафору. В принципе, идеология принадлежит этому миру. В самом первом приближении, она представляет собой набор идей, обосновывающих политические действия. Если же идеология включает элементы сверхъестественного, если политическое действие обосновывается через апелляцию к явлениям потустороннего мира – мы имеем дело не с идеологией в чистом виде, а с политической религией. Таким образом, «политические религии» Фёгелина в нашем понимании ближе к «чистым» идеологиям и могут быть названы «политическими религиями» лишь в переносном смысле.
Наше использование термина соотносится с «классическим», так как в данной работе, как и, например, в трудах последователя Фёгелина Хуана Линца, политическая религия понимается как мировоззрение, претендующее на абсолютную истинность и несовместимое с существующими религиозными традициями . Однако наше понимание политической религии находится ближе к тому, что Линц определяет как «теократию», подчеркивая, что в данном случае политика используется в религиозных целях, а не наоборот . Для Линца «теократия» является не политической религией (которую он, следуя Фёгелину, рассматривает как светскую идеологию), а «политизированной религией», которая, тем не менее, каким-то образом соотносится и с политическими религиями.
Можно отметить, что термин «политическая религия» часто используется учеными для обозначения религиозных идеологий: как напрямую (например в статье Петера ван дер Веера «Политическая религия в двадцать первом веке») , так и косвенным образом (такие общеупотребительные конструкции, как «политический ислам», «политический индуизм» и т. д., можно легко переформулировать в конструкции типа «политическая религия ислама» и «политическая религия индуизма»). По нашему мнению, введенный Х. Линцем термин «теократия» является не совсем удачным, так как политическое сообщество не может быть основано на религиозных принципах напрямую. Нами для описания политических сообществ, управляемых на основе политических религий, используется термин «идеократия».
В рамках политической религии события нашего мира рассматриваются как часть (или отражение) событий религиозного, сакрального, вселенского (космического) характера. Цель, которую ставят перед собой религиозно-политические движения, – это Цель с большой буквы, главная задача всего человечества, осуществление которой санкционировано потусторонними силами. Они делают что-то не потому, что хотят этого сами, но главным образом потому, что этого хочет Бог или другая сверхъестественная сила. Известный американский исследователь политических религий Марк Юргенсмейер (Калифорнийский университет в Санта-Барбаре) пишет о религиозных войнах следующее: «Такого рода религиозные действия являются не просто политическими феноменами, которые оправдывают с помощью религии; истинно верующие воспринимают их как грани более фундаментального противостояния. Конфликты реального мира связываются с невидимой, космической войной: духовной битвой между порядком и хаосом, светом и тьмой, верой и сомнением» . Это означает, что реальная война воспринимается как «священная», как земное отражение столкновений между добром и злом в потустороннем мире.
Сакрализация политического конфликта ведет к сакральному восприятию врага. Враг, которому противостоят сторонники политических религий, – не личный враг и даже не политический. Это воплощение вселенского зла. Никакие жертвы во имя его уничтожения не кажутся слишком большими. Какие-либо сделки с врагом становятся совершенно невозможными. «Мы боремся не для того, чтобы враг признал нас и предложил нам что-то. Мы боремся, чтобы стереть врага с лица земли», – сказал как-то бывший лидер ливанской секции «Хезболла» Хуссейн Муссави . Отсюда – кажущаяся иррациональность религиозного насилия, когда жертвами становятся люди, на первый взгляд, случайные, но только на первый, так как в реальности их объединяет принадлежность к группе, наделенной свойствами космического врага. В большинстве случаев жертвы религиозно мотивированного насилия лично не делали ничего плохого своим убийцам. Но в рамках религиозно мотивированного насилия, пишет М. Юргенсмейер, «любой индивид, входящий в группу, которая считается вражеской, может с полным основанием стать объектом насильственного нападения, даже если он или она – ни в чем не повинный прохожий. В космической войне такого понятия нет; здесь все – потенциальные солдаты» . Отсюда вытекает, например, оправдание исламистами террористического насилия по отношению к западным туристам. Например, 23 февраля 1998 г. в газете «Аль-Кудс аль-араби» была опубликована фетва Осамы бен Ладена, где он призывает мусульман «убивать американцев и их союзников – граж-данских и военных… в любой стране, где это возможно» . Более того: чтобы покончить с представителями вселенского зла, религиозный террорист-фанатик, не задумываясь, совершает самоубийство. Свидетели вспоминают, что некоторые террористы перед тем, как совершить самоубийственный взрыв, улыбались, подчеркивая, что мученичество доставляет радость .
Второе различие, которое необходимо провести (после различия между религией и идеологией), – грань между «просто религией» и «политической религией». Наш подход к различению «политических» и «обычных» религий восходит к формуле классика немецкой политологии Карла Шмитта, полагавшего, что политика есть крайнее выражение любой противоположности (этнической, религиозной, классовой, этической и т. д.). Шмитт пришел к выводу, что политика не представляет собой отдельной сферы деятельности, но что любые отношения между группами людей становятся политическими тогда, когда другая группа начинает восприниматься в категориях «свои» и «чужие», друзья и враги. Шмитт подчеркивает, что речь идет не о символической борьбе, а о реальной возможности физического уничтожения . Под «врагами» Шмитт имел в виду, разумеется, не личных врагов человека, а политических , то есть врагов той группы, с которой человек себя отождествляет. По мнению Шмитта, известную цитату из Евангелия «любите врагов ваших» (Матфей: 5:44; Лука: 6:27) часто неправильно понимают в качестве запрета на любое, пусть даже политически или религиозно мотивированное насилие. Согласно Шмитту, истинный смысл этой цитаты в том, что мы должны любить своих личных врагов и ненавидеть врагов политических , будь то враги веры или государства. Политический враг – нечто чуждое до такой степени, что вызывает подспудное стремление к уничтожению.
Формула Шмитта дает возможность определить, когда те или иные отношения становятся политическими и, соответственно, попадают в сферу внимания политолога. Например, «политизация этнических процессов» – это сочетание часто можно увидеть в научной литературе – позволяет предположить, что в какой-то момент этнические отношения претерпевают качественную метаморфозу. Именно об этом писал Шмитт: неожиданно (для многих, но не для всех) люди вдруг начинают воспринимать этнические различия в терминах «свои» и «чужие» – то есть обычные отношения между этносами (которые характеризуются удивлением, любопытством, может быть, насмешкой) становятся отношениями политическими. То же самое может произойти и в отношениях различных религиозных групп: религия становится политической, когда ее сторонники начинают рассматривать сторонников другой религии не как соседей или возможных новообращенных, а как врагов. Тогда, пишет Ю. П. Зуев (РАГС), «конфессиональные различия между людьми становятся факторами политического разделения» . Начинается межконфессиональный конфликт в форме открытой войны или просто политического противостояния. Впрочем, если следовать Карлу Шмитту, то любое политическое противостояние потому и называется политическим, что может в любой момент вылиться в открытое вооруженное столкновение.
Политическая религия, таким образом, может быть определена либо как особая форма религии, которая обосновывает политическое действие, либо как особая форма идеологии, которая обосновывает политическое действие через апелляцию к потусторонним силам. Иначе говоря, политическая религия представляет собой соединение религии и идеологии, посредническую форму, позволяющую связать религию с политическим действием. Не случайно большинство исследователей политических религий стремятся прежде всего провести различие между тем, что они считают «чистой» формой религии и ее превращенной формой – идеологией –посредником или политической религией. Как правило, политические религии получают особые названия, указывающие как на связь с изначальной религией, так и на расхождения с ней. Так, большинство исследователей политического ислама настаивают на использовании термина «исламизм», чтобы показать, как пишет американский исследователь и публицист Дэниел Пайпс, что «этот феномен является «измом», сравнимым с другими идеологиями двадцатого века» – то есть с марксизмом-ленинизмом и фашизмом (здесь вновь возникает тема «политических религий» Фёгелина) . В современной отечественной литературе мелькает (со ссылкой на С. Н. Булгакова) и слово «православизм», обозначающее религиозную идеологию, которая «не требует от своих адептов религиозной веры, но зато предполагает совершенно определенный вектор политических ценностей» . Для многих ученых такая превращенная форма религии является «не настоящей», ущербной по отношению к «просто религиям», которые понимаются исключительно как «путь личного спасения» . Однако не следует забывать, что понимание религии как частного дела каждого человека даже на Западе появилось совсем недавно. Для большинства населения мира религия как путь личного спасения пока неотделима от религии как образа жизни и основы социально-политического устройства. С объективной точки зрения, в политической религии нет ничего ущербного или неправильного – критиковать ее с этих позиций могут разве что люди, которые сами погружены исключительно в дело личного спасения: например, критика «православизма» уместна в устах монаха-затворника, но не в устах политика. Опасность политических религий не в том, что они искажают «правильную» догматику, а в том, что они переводят религиозные отношения в плоскость «друзья – враги», открывая тем сам самым путь для ксенофобии и религиозно мотивированного насилия.
Верховский, А. М., Михайловская, Е. В., Прибыловский, В. В. Политическая ксенофобия: радикальные группы. Представления политиков. Роль церкви. – М.: Панорама, 1999. – С. 115. (Verkhovsky, A. M., Mikhaylovskaya, E. V., Pribylovsky, V. V. Political xenophobia: radical groups. Perceptions of politicians. The role of church. – Moscow: Panorama, 1999. – P. 115).
Rudolph, S. H. Dehomogenizing Religious Formations // Transnational religion and fading states / Ed. by S. Rudolph, J. Piskatori. – Boulder (Co.): Westview, 1997. – P. 244.
Тиби, Б. Политизация религии // Internationale Politik. – 2000. – № 2. Интернет-версия: http://www. deutschebotschaft-moskau.ru/ru/bibliothek/internationale-politik/2000–02/article04.html (Tibi, B. Politicization of religion // Internationale Politik. – 2000. – No. 2. Internet version: http://www. deutschebotschaft-moskau.ru/ru/bibliothek/internationale-politik/2000–02/article04.html)
Гуськова, Е. Ю. История югославского кризиса. (1990–2000). – М.: Издатель А. Соловьев, 2001. – С. 279–281. (Guskova, E. Yu. History of the Yugoslavian crisis (1990–2000). – Moscow: Publisher A. Solovyov, 2001. – Pp. 279–281).
Киреев, Н. Г. Антитеррористическое законодательство и борьба с радикальным исламизмом в Турции // Мусульманские страны у границ СНГ (Афганистан, Пакистан, Иран и Турция – современное состояние, история и перспективы). – М.: ИВ РАН; Крафт+, 2001. – С. 326. (Kireev, N. G. Anti-terrorist legislation and fighting against radical Islamism in Turkey // Muslim countries at the borders of the Commonwealth of Independent States (Afghanistan, Pakistan, Iran and Turkey – current state, history and perspectives). – Moscow: Institute of Oriental Studies of the Russian Academy of Sciences; Kraft+, 2001. – P. 326).
См.: Кудрявцев, А. Вторая религия Франции // Россия и мусульманский мир. – 2003. – № 2; Баутди- нов, Г. Станет ли Италия мусульманской страной? // Россия и мусульманский мир. – 2003. – № 2. (See: Kudryavtsev, A. Second religion of France // Russia and Muslim world. – 2003. – No. 2; Bautdinov, H., Will Italy become the Muslim country? // Russia and Muslim world. – 2003. – No. 2).
Pipes, D. Islam and Islamism. Faith and Ideology // The National Interest. – Spring 2000. – P. 90.
На всех этапах развития человеческой цивилизации религия была и остается одним из важнейших факторов, влияющих на мировоззрение и способ жизни каждого верующего, а также на отношения в обществе в целом. Каждая религия основывается на вере в сверхъестественные силы, организованном поклонении Богу или богам и на необходимости соблюдать определенный свод норм и правил, предписанных верующим. в современном мире играет почти такую же важную роль, как и тысячелетия назад, так как согласно опросам, проведенным американским институтом Гэллапа, в начале XXI века более 90% людей верили в наличие Бога или высших сил, причем количество верующих людей примерно одинаково и в высокоразвитых государствах, и в странах "третьего мира".
Тот факт, что роль религии в современном мире по-прежнему велика, опровергает популярную в ХХ веке секуляризационную теорию, согласно которой роль религии обратно пропорциональна развитию прогресса. Сторонники этой теории были уверены, что научно-технический прогресс уже к началу двадцать первого века станет причиной того, что веру в высшие силы сохранят только люди, живущие в слабо развитых странах. Во второй половине ХХ века секуляризационная гипотеза отчасти подтверждалась, так как именно в этот период бурно развивались и находили миллионы приверженцев теории атеизма и агностицизма, однако конец ХХ - начало XXI века ознаменовались быстрым приростом количества верующих людей и развитием ряда религий.
Религии современного общества
Процесс глобализации затронул и религиозную сферу, поэтому в современном мире все больший вес приобретают , и остается все меньше адептов этнорелигий. Ярким примером этому факту может послужить религиозная ситуация на Африканском континенте - если еще чуть больше 100 лет назад среди населения африканских государств преобладали адепты местных этнорелигий, то сейчас всю Африку можно условно поделить на две зоны - мусульманскую (северная часть материка) и христианскую (южная часть материка). Наиболее распространенными религиями в современном мире являются так называемые мировые религии - буддизм, христианство и ислам; каждое из этих религиозных течений имеет свыше миллиарда адептов. Также широко распространены индуизм, иудаизм, даосизм, сикхизм и другие верования.
ХХ век и современное время можно назвать не только временем расцвета мировых религий, но и периодом зарождения и бурного развития многочисленных религиозных течений и Неошаманизм, неоязычество, учение Дона Хуана (Карлос Кастанеда), учение Ошо, саентология, Агни-йога, PL-Кёдан - это только малая часть религиозных течений, возникших менее 100 лет назад и имеющих на данный момент сотни тысяч адептов. Перед современным человеком открывается очень большой выбор религиозных учений, и современное общество граждан в большинстве стран мира уже нельзя назвать одноконфессиональным.
Роль религии в современном мире
Очевидно, что расцвет мировых религий и появление многочисленных новых религиозных течений напрямую зависит от духовных и психологических потребностей людей. Роль религии в современном мире практически не изменилась по сравнению с той ролью, которую играли религиозные верования в прошлые века, если не учитывать того факта, что в большинстве государств религия и политика разделены, и священнослужители не обладают властью оказывать существенное влияние на политические и гражданский процессы в стране.
Тем не менее, во многих государствах религиозные организации оказывают значительное влияние на политические и социальные процессы. Также не следует забывать, что религия формирует мировоззрение верующих, поэтому даже в светских государствах религиозные организации опосредствованно влияют на жизнь общества, так как они формируют взгляды на жизнь, убеждения, а зачастую - и гражданскую позицию граждан, являющихся членами религиозной общины. Роль религии в современном мире выражается в том, что она выполняет следующие функции:
Отношение современного общества к религии
Бурное развитие мировых религий и появление многих новых религиозных течений в начале ХХI века вызвало неоднозначную реакцию в обществе, так как часть людей стала приветствовать возрождение религии, но другая часть общества высказывается решительно против увеличения влияния религиозных конфессий на общество в целом. Если характеризовать отношение современного общества к религии, то можно заметить некоторые тенденции, применимые практически ко всем странам:
Более лояльное отношение граждан к религиям, которые считаются традиционными для их государства, и более враждебное - к новым течениям и мировым религиям, "конкурирующим" с традиционным верованием;
Увеличение заинтересованности религиозными культами, которые были распространены в далеком прошлом, но уже почти забылись до недавнего времени (попытки возродить веру предков);
Возникновение и развитие религиозных течений, которые являют собой симбиоз определенного направления философии и догм из одной или сразу нескольких религий;
Быстрое увеличение мусульманской части общества в странах, где еще несколько десятилетий данная религия была не очень распространена;
Попытки религиозных общин лоббировать свои права и интересы на законодательном уровне;
Появление течений, противодействующих увеличению роли религии в жизни государства.
Несмотря на то, что большинство людей положительно либо лояльно относятся к различным религиозным течениям и к их поклонникам, попытки верующих диктовать остальной части общества свои правила зачастую вызывают протест в атеистов и агностиков. Одним из ярких примеров, демонстрирующих недовольство неверующей части общества тем, что государственные власти в угоду религиозным общинам переписывают законы и наделяют членов религиозных общин исключительными правами, является появление пастафарианства, культа "невидимого розового единорога" и других пародийных религий.
На данный момент Россия является светским государством, в котором законодательно закреплено право каждого человека на свободу вероисповедания. Сейчас религия в современной России переживает этап бурного развития, так как в посткоммунистическом обществе спрос на духовные и мистические учения достаточно высок. Согласно данным опросов компании "Левада-Центр", если в 1991 году верующими себя называли немногим более 30% людей, в 2000 году - примерно 50% граждан, то в 2012 религиозными считали себя более 75% жителей РФ. Также немаловажно, что примерно 20% россиян верят в наличие высших сил, но при этом не причисляют себя ни к одной конфессии, поэтому на данный момент только 1 из 20 граждан РФ является атеистом.
Наиболее распространенной религией в современной России является православная традиция христианства - ее исповедуют 41% граждан. На втором месте после православия идет ислам - около 7%, на третьем - адепты различных течений христианства, которые не являются ответвлениями православной традиции (4%), далее - приверженцы тюрко-монгольских шаманских религий, неоязычества, буддизма, старообрядчества и др.
Религия в современной России играет все большую роль, и нельзя сказать, что эта роль однозначно положительная: , попытки привнести в школьный учебный процесс ту или иную религиозную традицию и возникающие на религиозной почве конфликты в обществе - это отрицательные последствия, причиной которых является стремительное увеличение количества религиозных организаций в стране и быстрый прирост числа верующих.
Немаловажную роль в этно-политических конфликтах играет религиозный фактор. Религиозные лозунги наряду с этническими обеспечивают мобилизацию населения, используются для оправдания методов и целей движения. Религиозное содержание конфликтов не является исключительно феноменом развивающегося и посткоммунистического мира. Конфликт в Северной Ирландии, например, также замешан на межконфессиональных
противоречиях. Вместе с тем в последнее время особенно ак-
тивно ведут себя различного рода исламистские группировки.
В условиях кризиса радикальных светских идеологий и режи-
мов они взяли на себя функции реализации «исламского про-
екта», который призван преодолеть социально-экономическую
и политическую отсталость, обеспечить на базе создания ис-
ламского государства справедливость для всех его граждан. Ис-
ламское возрождение и рост влияния политизированного исла-
ма имеют как общие, так и специфические причины (завися-
щие от динамики того или иного конфликта, общей ситуации
на локальном или региональном уровнях, особенностей мест-
ной политической культуры). г
Глобализация и вестернизация породили на периферии исламского мира феномен переплетения традиционных структур с современными техническими средствами, сделавший возможным ведение борьбы в интересах исламской уммы. Речь идет о попытках реализовать масштабную глобальную утопию, в которой причудливо сочетаются достижения современной цивилизации с ценностями исламского захолустья. Примером может служить ситуация с Аль-Каидой, базировавшейся в Афганистане. На региональном уровне, например, в рамках палестино-израильского конфликта усиление роли радикальных исламских организаций и их влияния в обществе было обусловлено как отсутствием реальных перспектив решения палестинской проблемы, так и кризисом ожиданий после подписания «Соглашений Осло». В бывшем СССР и Югославии причиной роста внимания к религиозному фактору как общему элементу ретрадиционализа-ции стал системный кризис, кардинальные изменения политических режимов, экономической системы и национально-государственного устройства.
Процесс исламского возрождения на посткоммунистическом пространстве явился частью поиска национальной идентичности. Этот поиск диктовался, с одной стороны, вполне оправданным стремлением возродить культурное наследие. С другой стороны, в рамках суверенизации титульность (т.е. принадлежность к титульной этнической группе или народу) стала приносить прибыль, поскольку оказалась тесно связанной с проблемой распределения властных функций. В мусульманских анклавах национальное возрождение естественно шло в тесной увязке с возрождением ислама и его политизацией. Как известно, ислам является не только религией, но и образом жизни: он вбирает в себя местные традиции, подчиняя их определенным моделям поведения. Кроме того, он генетически связан с политикой. Там, где мусульмане составляют этнические меньшинства, их конфессиональная самоидентификация является важнейшей частью их национальной самоидентификации. В этой связи принадлежность к исламу и принадлежность к этносу оказывается важнейшей отличительной чертой, консолидирующей этничность. Тесная связь ислама с этничностью определила слабую выраженность исламской солидарности, превалирование элементов местной политической культуры и традиций.
В России и республиках Центральной Азии идеологией и оболочкой социального протеста смог стать внесистемный и неофициальный ислам. Его появление было в известной степени результатом советской политики в религиозной сфере. Совет-ский официальный атеизм ограничил для мусульман не столько возможность отправления религиозного культа (хотя количество мечетей и было минимальным), сколько реализацию национального образа жизни. Мусульманская традиция как важнейший элемент этничности оказалась выхолощенной. Все более увеличившийся разрыв между различными этносами, подвергнувшимися модернизации в разной степени, и внутри самых этнических групп в сочетании с характерным для СССР запретом на развитие религиозной мысли и философии, определил разно-скоростной процесс возрождения ислама и различное содержание этого процесса. На смену высокому исламу шел неофициальный народный ислам, подменяющий религиозную философию и этику обрядностью и весьма сомнительным толкованием Корана полуграмотными доморощенными муллами. Такой примитизированный ислам ничего не мог противопоставить радикалам.
Формированию исламского фактора, безусловно, способство- вали общие экономические и социальные проблемы переходного периода. Падение уровня жизни, пауперизация и марги-нализация населения, рост безработицы, появление депрессив-ных зон в тех районах, где сократили объемы производства градообразующие предприятия, - все это в комплексе способствовало не только политизации ислама, но и его радикализации. Коррупция, характерная для традиционных обществ, опора на «свои» кланы в структуре местной власти закрывала для значительной части населения возможность выхода за пределы все более сужающегося и архаизирующегося социального пространства. Отчаяние и безнадежность, особенно в среде молодежи, вытесненной из сферы нормального производства, не способной получить образование и найти себя в новых условиях «дикого рынка», создавали горючий социальный материал, который легко мог быть использован любыми крайне националистическими течениями, оперировавшими к тому же в целях социальной мобилизации и исламскими лозунгами. Так возникла связь исламского радикализма с национализмом и сепаратизмом.
Внешняя помощь и влияние стали еще одной причиной, способствовавшей формированию исламского фактора в России. Международные исламские фонды и отдельные режимы активно финансировали идеологическое проникновение, что стало важной причиной особой восприимчивости части мусульман к новым- для них радикальным идеям. Прерванная в годы советской власти исламская традиция предопределила некритичное отношение к потоку мусульманской литературы, представленным возможностям обучения заграницей. В мусульманских государствах Востока давно функционировали радикальные мусульманские группы и течения, которые были заинтересованы в расширении своего влияния на единоверцев в СССР. Именно в рамках таких идеологий формировались идеи, оправдывающие насилие в качестве главного способа реализации поставленных целей. К импортированным, наряду с элементами высокого ислама, радикальным исламистским идеологиям в гораздо боль-шей степени применимо понятие утопий, лишенных в отличие от идеологий теоретической базы и ставящих нереальные цели в стремлении к социальному реваншу.
Ислам в отсутствии сильного светского политического противовеса стремился утвердиться в роли не только регулятора духовной жизни и социальных отношений, но и полностью занять образовавшийся идеологический вакуум. Это означало появление исламизма как совокупности общественно-политических сил (движений, групп, партий), выступающих за переустройство общества и государства на основе соответствующих принципов ислама (шариата). Среди исламистов никогда не существовало единого представления о конкретных формах, темпах и методах исламизации. С практической точки зрения, главным предметом разногласий было отношение к насилию (в том числе вооруженному) как средству достижения социальных и политических стандартов «исламского порядка». На базе этого критерия, а также с учетом реальной роли насилия в деятельности исламистских движений и группировок, их принято подразделять на умеренные и радикальные (экстремистские).
В конфликтах на Северном Кавказе, в Таджикистане, в Нагорном Карабахе, в Косово религиозный фактор как элемент идентичности играл весьма существенную роль. В конфликте в бывшей Югославии противостояние между сербами и албанцами было по своей природе этно-конфессиональным, причем включенность религиозного фактора определила особую бескомпромиссность радикалов, стремившихся выкорчевать все, связанное с чужой для них культурой и религией. Хорошо известны примеры разрушения православных храмов и монастырей, противостоять которому не смогли даже силы КФОР.
