Киса и ося в театре. Киса и Ося были здесь. Юлия Слапогузова, журналист, писатель

Ей-богу, полезу сейчас и напишу: "Киса и Ося здесь были"
/12 стульев, глава XXXVIII/

Итак, пайщики-концессионеры (Остап Ибрагимович и Киса Воробьянинов), вслед за оставшимися в реквизите театра «Колумб» тремя стульями из гарнитура мадам Петуховой (работы самого мастера Гамбса!) к концу XXXV главы романа добираются до Пятигорска…

«…Дачный поезд, бренча, как телега, в пятьдесят минут дотащил путешественников до Пятигорска. Мимо Змейки и Бештау концессионеры прибыли к подножью Машука...» («12 стульев, глава XXXV)

Где перед концессионерами встала проблема нехватки (в очередной раз!) наличных средств. Трех рублей, добытых великим комбинатором на пути из Тихорецкой в Минеральные воды явно не хватало на «покупку» стульев у монтера театра Мечникова.

«Ну,- сказал Остап,- за все дело десятку!

Дуся! - удивился монтер.- Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарзаном.

Сколько же вы хотите?

Положите полста. Ведь имущество-то казенное. Я человек измученный.

Хорошо. Берите двадцать! Согласны? Ну, по глазам вижу,что согласны.

Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон…» (12 стульев, глава XXXVI)

Но и 20 рублей, запрошенных монтером, у концессионеров не было, к тому-же, монтер, «измученный нарзаном», отказался отдать стулья «вперед:

«- Деньги вперед,- заявил монтер,- утром - деньги, вечером - стулья или вечером - деньги, а на другой день утром - стулья.

А может быть, сегодня - стулья, а завтра - деньги? - пытал Остап.

Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает...» (12 стульев, глава XXXVI)

В общем снова (в который уже раз) необходимо было достать средства на покупку старой мебели с «бриллиантовым» секретом.

«- Время,- сказал он (Остап),- которое мы имеем,- это деньги, которых мы не имеем. Киса, мы должны делать карьеру. Сто пятьдесят тысяч рублей и ноль ноль копеек лежат перед нами. Нужно только двадцать рублей, чтобы сокровище стало нашим. Тут не надо брезговать никакими средствами.». (12 стульев, глава XXXVI)

Остапу озарение пришло быстро:

«- Снимите пиджак, предводитель, поживее,- сказал он неожиданно.

Остап принял из рук удивленного Ипполита Матвеевича пиджак, бросил его наземь и принялся топтать пыльными штиблетами.

Что вы делаете?- завопил Воробьянинов, Этот пиджак я ношу уже пятнадцать лет, и он все как новый!

Не волнуйтесь! Он скоро не будет как новый! Дайте шляпу! Теперь посыпьте брюки пылью и оросите их нарзаном. Живо!

Ипполит Матвеевич через несколько минут стал грязным до отвращения.

Теперь вы дозрели и приобрели полную возможность зарабатывать деньги честным трудом.

Что же я должен делать? - слезливо спросил Воробьянинов.

Французский язык знаете, надеюсь?

Очень плохо. В пределах гимназического курса.

Гм... Придется орудовать в этих пределах. Сможете ли вы сказать по-французски следующую фразу: "Господа, я не ел шесть дней"?

Мосье,- начал Ипполит Матвеевич, запинаясь,- мосье, гм, гм... же не, что ли, же не манж па... шесть, как оно: ен, де, труа, катр, сенк... сис... сис... жур. Значит, же не манж па сис жур.

Ну и произношение у вас, Киса! Впрочем, что от нищего требовать! Конечно, нищий в Европейской России говорит по-французски хуже, чем Мильеран. Ну, Кисуля, а в каких пределах вы знаете немецкий язык?

Зачем мне это все?- воскликнул Ипполит Матвеевич.

Затем,- сказал Остап веско, - что вы сейчас пойдете к "Цветнику", станете в тени и будете на французском, немецком и русском языках просить подаяние, упирая на то, что вы бывший член Государственной думы от кадетской фракции. Весь чистый сбор поступит монтеру Мечникову.» (12 стульев, глава XXXVI)

…Так до сих пор и стоит бедный Киса Воробьянинов у Пятигорского цветника (координаты в заголовке), понурив свой когда-то гордый взор. Как вы видите, дела у него обстоят неважно: в поставленной на саквояж шляпе пусто. Подавать или не подавать бывшему «предводителю дворянства» - это уж вы решайте сами, а вот лучше обойдите Кису со всех сторон, и найдите, что за слово написано у него на саквояже…

Ну а мы направимся вслед за Великим комбинатором - посмотреть, что же он там еще придумал. Остап уже тем временем…

«…сбегал в писчебумажную лавчонку, купил там на последний гривенник квитанционную книжку и около часу сидел на каменной тумбе, перенумеровывая квитанции и расписываясь на каждой из них. «…» Остап сразу же выяснил, что Провал для человека, лишенного предрассудков, может явиться доходной статьей: "Удивительное дело,- размышлял Остап,- как город не догадался до сих пор брать гривенники за вход в Провал. Это, кажется, единственное место, куда пятигорцы пускают туристов без денег. Я уничтожу это позорное пятно на репутации города, я исправлю досадное упущение".И Остап поступил так, как подсказывал ему разум, здоровый инстинкт и создавшаяся ситуация.

Он остановился у входа в Провал и, трепля в руках квитанционную книжку, время от времени вскрикивал:

Приобретайте билеты, граждане! Десять копеек! Дети и красноармейцы бесплатно! Студентам - пять копеек! Не членам профсоюза - тридцать копеек! Остап бил наверняка. Пятигорцы в Провал не ходили, а с советского туриста содрать десять копеек за вход "куда-то" не представляло ни малейшего труда. Часам к пяти набралось уже рублей шесть. Помогли не члены союза, которых в Пятигорске было множество. Все доверчиво отдавали свои гривенники, и один румяный турист, завидя Остапа, сказал жене торжествующе:- Видишь, Танюша, что я тебе вчера говорил? А ты говорила, что за вход в Провал платить не нужно. Не может быть. Правда, товарищ?

Совершеннейшая правда,- подтвердил Остап,этого быть не может, чтобы не брать за вход. Членам профсоюза - десять копеек и не членам профсоюза - тридцать копеек.

Перед вечером к Провалу подъехала на двух линейках экскурсия харьковских милиционеров. Остап испугался и хотел было притвориться невинным туристом, но милиционеры так робко столпились вокруг великого комбинатора, что пути к отступлению не было, Поэтому Остап закричал довольно твердым голосом:- Членам профсоюза - десять копеек, но так как представители милиции могут быть приравнены к студентам и детям, то с них по пять копеек.

Милиционеры заплатили, деликатно осведомившись, с какойцелью взимаются пятаки.

С целью капитального ремонта Провала,- дерзко ответил Остап,- чтоб не слишком провалился…» (12 стульев, глава XXXVI)

По координатам N 44 02,786 E 43 05,961 вы обнаружите Великого комбинатора, расположившегося прямо у входа в Провал. Сразу заметно, что дела у него идут куда лучше, чем у Кисы Воробьянинова: гордый взгляд, развивающийся шарф, к тому же одной рукой Комбинатор опирается на, неизвестно как (против книги) попавший к нему Гамбсовский стул (очевидно - это один из уже вскрытых и выпотрошенных стульев, который Остап каким-то образом смог зачем-то скрытно довезти до Пятигорска). А в руках у Остапа… а вот на этот вопрос вам и предстоит ответить: Что держит в руках Остап Бендер, в каком количестве, и какой стоимости?

Побывать в Пятигорске и не посетить Провал?! Это право слово, неприлично, ей богу. И вообще, Пятигорск, и Остап Бендер, и незабвенной памяти Киса Воробьянинов, мммм… Решено, идем покупать билеты на осмотр Провала!

«Остап сбегал в писчебумажную лавчонку, купил там на последний гривенник квитанционную книжку и около часа сидел на каменной тумбе, перенумеровывая квитанции и расписываясь на каждой из них. — Прежде всего система, — бормотал он, — каждая общественная копейка должная быть учтена. Великий комбинатор двинулся стрелковым шагом по горной дороге, ведущей вокруг Машука к месту дуэли Лермонтова с Мартыновым, мимо санаториев и домов отдыха…. Он остановился у входа в Провал и, трепля в руках квитанционную книжку, время от времени вскрикивал: — Приобретайте билеты, граждане! Десять копеек! Дети и красноармейцы бесплатно! Студентам — пять копеек! Не членам профсоюза — тридцать копеек!

«Небольшая, высеченная в скале галерея вела в конусообразный провал. Галерея кончалась балкончиком, стоя на котором можно было увидеть на дне Провала лужицу малахитовой зловонной жидкости. Этот Провал считается достопримечательностью Пятигорска, и поэтому за день его посещает немалое число экскурсий и туристов-одиночек."

Информация к размышлению. Провал — естественная пещера на склоне горы Машук, памятник природы, представляет собой конусообразную воронку диаметром 15 и высотой 41 метр, а на дне воронки бирюзовое озеро, цвет которому придают содержащиеся в воде сера и особые бактерии. Температура воды от плюс 26 до 42 градусов, глубина озера 11 метров. Первые попытки исследования Провала относятся к 1793 году. Ученый Паллас приблизился ползком к краю воронки и наблюдал пещеру сверху. Паллас измерил глубину внешней воронки и описал ее вид. В то время на дне были видны два озера — большое и малое, соединенные узким проливом. Подземная пещера, образованная под действием минеральных вод. Горные породы постепенно разрушались, свод пещеры рухнул, образовав воронку с гротом и озером минеральной воды внутри.

Свод Провальской пещеры В то время тоннеля, ведущего внутрь Провала, ещё не было и почтенная публика осматривала его сверху, подойдя к самому краю воронки. Чтобы осмотреть провал, посетители взбирались к его воронке и оттуда всматривались в казавшуюся бездонной пропасть. Прогулки к Провалу были любимым развлечением «водяного общества». Один из эпизодов повести «Княжна Мери» связан с его посещением: «Вечером многочисленное общество отправилось пешком к провалу. По мнению здешних ученых, этот провал не что иное, как угасший кратер; он находится на отлогости Машука, в версте от города. К нему ведет узкая тропинка между кустарников и скал». В 1857 — 58 г. к провальскому озеру пробили горизонтальный тоннель длиной около 58 метров и воду стали принимать в лечебных целях. С тех пор Провал приобрел большую популярность.

Тоннель провальскому озеру Несмотря на старания великого комбинатора вход в Провал пока бесплатный,

но вот долго любоваться малахитовой водой провальского озера вам все равно не удасться — сероводородный запах тухлых яйц, витающий вокруг, не оставляет шансов для медитации. Да и само провальское озеро обнесено решеткой в защите от хулиганов и несчастных случаев, когда фанатичные курортники погибали, надышавшись паров сероводорода. И даже образ целителя Пантелеймона в такой ситуации не спасет, увы.

Хотя если быть очень настойчивым, то принять ванны рядом с Провалом все же можно — в «бесстыжих» ванных, которые образованы стекающими по склону горы водами…

Позвольте, а чем же занят Киса в то время, как Остап сабозабвенно собирает дань с горожан и отдыхающих? А господин Воробьянинов в это же самое время…

В то время как великий комбинатор ловко торговал видом на малахитовую лужу, Ипполит Матвеевич, сгорбясь и погрязая в стыде, стоял под акацией и, не глядя на гуляющих, жевал три врученных ему фразы: — Мсье, же не манж па… Гебен зи мир битте… Подайте что-нибудь депутату Государственной думы., Подавали не то чтобы мало, но как-то невесело. Однако, играя на чистом парижском произношении слово «манж» и волнуя души бедственным положением бывшего члена Госдумы, удалось нахватать медяков рубля на три. Под ногами гуляющих трещал гравий. Оркестр с небольшими перерывами исполнял Штрауса, Брамса и Грига. Светлая толпа, лепеча, катилась мимо старого предводителя и возвращалась вспять. Тень Лермонтова незримо витала над гражданами, вкушавшими мацони на веранде буфета. Пахло одеколоном и нарзанными газами. — Подайте бывшему члену Государственной думы,- бормотал предводитель.

Ипполит Матвеевич продолжал стоять, обратив глаза к земле. И напрасно так стоял он. Он не видел многого. В чудном мраке пятигорской ночи по аллеям парка гуляла Эллочка Щукина, волоча за собой покорного, примирившегося с нею Эрнеста Павловича. Поездка на Кислые воды была последним аккордом в тяжелой борьбе с дочкой Вандербильда. Гордая американка недавно с развлекательной целью выехала в собственной яхте на Сандвичевы острова. — Хо-хо! — раздавалось в ночной тиши.- Знаменито, Эрнестуля! Кр-р-расота!

Пятигорск, ах, Пятигорск…

Пониже Пятигорска плохонькие огоньки обозначали станицу Горячеводскую. На горизонте двумя параллельными пунктирными линиями высовывался из-за горы Кисловодск. Остап глянул в звездное небо и вынул из кармана известные уже плоскогубцы….

Продолжение следует…

Через три дня после сделки концессионеров с монтером Мечниковым театр Колумба выехал в Тифлис по железной дороге через Махачкалу и Баку. Все эти три дня концессионеры, не удовлетворившиеся содержимым вскрытых на Машуке двух стульев, ждали от Мечникова третьего, последнего из колумбовских стульев. Но монтер, измученный нарзаном, обратил все двадцать рублей на покупку простой водки и дошел до такого состояния, что содержался взаперти - в бутафорской.

Вот вам и Кислые воды! - заявил Остап, узнав об отъезде театра. - Сучья лапа этот монтер. Имей после этого дело с теаработниками!

Остап стал гораздо суетливее, чем прежде. Шансы на отыскание сокровищ увеличились безмерно.

- В Тифлисе, - сказал Остап, - нам нечего лениться . Нужны деньги на поездку во Владикавказ. Оттуда мы поедем в Тифлис на автомобиле по Военно-Грузинской дороге. Очаровательные виды. Захватывающий пейзаж. Чудный горный воздух! И в финале - всего сто пятьдесят тысяч рублей ноль ноль копеек. Есть смысл продолжать заседание.

Но выехать из Минеральных Вод было не так-то легко. Воробьянинов оказался бездарным железнодорожным зайцем, и так как попытки его сесть в поезд оказались безуспешными, то ему пришлось выступить около «Цветника» в качестве бывшего попечителя учебного округа. Это имело весьма малый успех. Два рубля за двенадцать часов тяжелой и унизительной работы. Сумма, однако, достаточная для проезда во Владикавказ.

В Беслане Остапа, ехавшего без билета, согнали с поезда, и великий комбинатор дерзко бежал за поездом версты три, грозя ни в чем не виновному Ипполиту Матвеевичу кулаком. После этого Остапу удалось вскочить на ступеньку медленно подтягивающегося к Кавказскому хребту поезда. С этой позиции Остап с любопытством взирал на развернувшуюся перед ним панораму кавказской горной цепи.

Был четвертый час утра. Горные вершины осветились темно-розовым солнечным светом. Горы не понравились Остапу.

Слишком много шику! - сказал он. - Дикая красота. Воображение идиота. Никчемная вещь.

У Владикавказского вокзала приезжающих ждал большой открытый автобус Закавтопромторга, и ласковые люди говорили:

Кто поедет по Военно-Грузинской дороге - тех в город везем бесплатно.

Куда же вы, Киса? - сказал Остап. - Нам в автобус. Пусть везут, раз бесплатно. Подвезенный автобусом к конторе Закавтопромторга, Остап, однако, не поспешил записаться на место в машине. Оживленно беседуя с Ипполитом Матвеевичем, он любовался опоясанной облаком Столовой горой и, находя, что гора действительно похожа на стол, быстро удалился.

Во Владикавказе пришлось просидеть несколько дней. Но все попытки достать деньги на проезд по Военно-Грузинской дороге или совершенно не приносили плодов, или давали средства, достаточные лишь для дневного пропитания. Попытка взимать с граждан гривенники не удалась. Кавказский хребет был настолько высок и виден, что брать за его показ деньги не представлялось возможным. Его было видно почти отовсюду. Других же красот во Владикавказе не было. Что же касается Терека, то протекал он мимо «Трека», за вход в который деньги взимал город без помощи Остапа. Сбор подаяний, произведенный Ипполитом Матвеевичем, принес за два дня тринадцать копеек.

Тогда Остап извлек из тайников своего походного пиджака колоду карт и, засев у дороги при выезде из города, затеял игру в три карты. Рядом с ним стоял проинструктированный Ипполит Матвеевич, который должен был играть роль восторженного зрителя, удивленного легкостью выигрыша. Позади друзей в облаках рисовались горные кряжи и снежные пики.

- Красненькая выиграет, черненькая проиграет! - кричал Остап.

Перед собравшейся толпой соплеменных гор, ингушей и осетинов в войлочных шляпах Остап бросал рубашками вверх три карты, из которых одна была красной масти и две - черной. Любому гражданину предлагалось поставить на красненькую карту любую ставку. Угадавшему Остап брался уплатить на месте.

- Красненькая выиграет, черненькая проиграет! Заметил - ставь! Угадал - деньги забирай! Горцев тешила простота игры и легкость выигрыша. Красная карта на глазах у всех ложилась направо или налево, и не было никакого труда угадать, куда она легла.

Зрители постепенно стали втягиваться в игру, и Остап для блезира уже проиграл копеек сорок. К толпе присоединился всадник в коричневой черкеске, в рыжей барашковой шапочке и с обычным кинжалом на впалом животе.

- Красненькая выиграет, черненькая проиграет! - запел Остап, подозревая наживу. - Заметил - ставь! Угадал - деньги забирай!

Остап сделал несколько пассов и метнул карты.

- Вот она! - крикнул всадник, соскакивая с лошади. - Вон красненькая! Я хорошо заметил!

- Ставь деньги, кацо, если заметил, - сказал Остап.

- Проиграешь! - сказал горец.

- Ничего. Проиграю - деньги заплачу, - ответил Остап.

- Десять рублей ставлю.

- Поставь деньги.

Горец распахнул полы черкески и вынул порыжелый кошель.

- Вот красненькая! Я хорошо видел. Игрок приподнял карту. Карта была черная.

- Еще карточку? - спросил Остап, пряча выигрыш.

- Бросай. Остап метнул.

Горец проиграл еще двадцать рублей. Потом еще тридцать. Горец во что бы то ни стало решил отыграться. Всадник пошел на весь проигрыш. Остап, давно не тренировавшийся в три карточки и утративший былую квалификацию, передернул на этот раз весьма неудачно.

- Отдай деньги! - крикнул горец.

- Что?! - закричал Остап. - Люди видели! Никакого мошенства!

- Люди видели, не видели - их дело. Я видел, ты карту менял, вместо красненькой черненькую клал! Давай деньги назад!

С этими словами горец подступил к Остапу. Великий комбинатор стойко перенес первый удар по голове и дал ошеломляющую сдачу. Тогда на Остапа набросилась вся толпа. Ипполит Матвеевич убежал в город. Вспыльчивые ингуши били Остапа недолго. Они остыли так же быстро, как остывает ночью горный воздух. Через десять минут горец с отвоеванными общественными деньгами возвращался в свой аул, толпа возвратилась к будничным своим делам, а Остап, элегантно и далеко сплевывая кровь, сочившуюся из разбитой десны, поковылял на соединение с Ипполитом Матвеевичем.

Довольно, - сказал Остап, - выход один: идти в Тифлис пешком. В пять дней мы пройдем двести верст. Ничего, папаша, очаровательные горные виды, свежий воздух... Нужны деньги на хлеб и любительскую колбаску. Можете прибавить к своему лексикону несколько итальянских фраз, это уж как хотите, но к вечеру вы должны насобирать не меньше двух рублей!.. Обедать сегодня не придется, дорогой товарищ. Увы! Плохие шансы!..

Спозаранку концессионеры перешли мостик через Терек, обошли казармы и углубились в зеленую долину, по которой шла Военно-Грузинская дорога.

Нам повезло, Киса, - сказал Остап, - ночью шел дождь, и нам не придется глотать пыль. Вдыхайте, предводитель, чистый воздух. Пойте. Вспоминайте кавказские стихи. Ведите себя как полагается!..

Но Ипполит Матвеевич не пел и не вспоминал стихов. Дорога шла на подъем. Ночи, проведенные под открытым небом, напоминали о себе колотьем в боку, тяжестью в ногах, а любительская колбаса - постоянной и мучительной изжогой. Он шел, склонившись набок, держа в руке пятифунтовый хлеб, завернутый во владикавказскую газету, и чуть волоча левую ногу.

Опять идти! На этот раз в Тифлис, на этот раз по красивейшей в мире дороге. Ипполиту Матвеевичу было все равно. Он не смотрел по сторонам, как Остап. Он решительно не замечал Терека, который начинал уже погромыхивать на дне долины. И только сияющие под солнцем ледяные вершины что-то смутно ему напоминали - не то блеск бриллиантов, не то лучшие глазетовые гробы мастера Безенчука.

До первой почтовой станции - Балты - путники шли в сфере влияния Столовой горы. Ее плотный слоновый массив с прожилками снега шел за ними верст десять. Путников обогнал сначала легковой автомобиль Закавтопромторга, через полчаса - автобус, везший не менее сорока туристов и не больше ста двадцати чемоданов.

- Кланяйтесь Казбеку! - крикнул Остап вдогонку машине. - Поцелуйте его в левый ледник! После автомобилей долго еще в горах пахло бензинным перегаром и разогретой резиной. Звонко бренча, обгоняли путников арбы горцев. Навстречу из-за поворота выехал фаэтон. В Балте Остап выдал Ипполиту Матвеевичу вершок колбасы и сам съел вершка два.

- Я кормилец семьи, - сказал он, - мне полагается усиленное питание.

После Балты дорога вошла в ущелье и двинулась узким карнизом, высеченным в темных отвесных скалах. Спираль дороги завивалась кверху, и вечером концессионеры очутились на станции Ларс в тысяче метров над уровнем моря.

Переночевали в бедном духане бесплатно и даже получили по стакану молока, прельстив хозяина и его гостей карточными фокусами.

Утро было так прелестно, что даже Ипполит Матвеевич, спрыснутый горным воздухом, зашагал бодрее вчерашнего.

За станцией Ларс сейчас же встала грандиозная стена Бокового хребта. Долина Терека замкнулась тут узкими теснинами. Пейзаж становился все мрачнее, а надписи на скалах многочисленнее. Там, где скалы так сдавили течение Терека, что пролет моста равен всего десяти саженям, там концессионеры увидели столько надписей на скалистых стенках ущелья, что Остап, забыв о величественности Дарьяльского ущелья, закричал, стараясь перебороть грохот и стоны Терека:

Великие люди! Обратите внимание, предводитель. Видите, чуть повыше облака и несколько ниже орла. Надпись: «Коля и Мика, июль 1914 г.» Незабываемое зрелище! Обратите внимание на художественность исполнения! Каждая буква величиною в метр и нарисована масляной краской! Где вы сейчас, Коля и Мика?

Задумался и Ипполит Матвеевич.

Где вы, Коля и Мика? И что вы теперь, Коля и Мика, делаете? Разжирели, наверное, постарели? Небось теперь и на четвертый этаж не подыметесь, не то что под облака - имена свои рисовать.

Где же вы, Коля, служите? Плохо служится, говорите? Золотое детство вспоминаете? Какое же оно у вас золотое? Это пачканье-то ущелий вы считаете золотым детством? Коля, вы ужасны! И жена ваша Мика противная женщина, хотя она виновата меньше вашего. Когда вы чертили свое имя, вися на скале, Мика стояла внизу на шоссе и глядела на вас влюбленными глазами. Тогда ей казалось, что вы второй Печорин. Теперь она знает, кто вы такой. Вы просто дурак! Да, да, все вы такие - ползуны по красотам! Печорин, Печорин, а там, гляди, по глупости отчета сбалансировать не можете!

Киса, - продолжал Остап, - давайте и мы увековечимся. Забьем Мике баки. У меня, кстати, и мел есть! Ей-богу, полезу сейчас и напишу: «Киса и Ося здесь были».

И Остап, недолго думая, сложил на парапет, ограждавший шоссе от кипучей бездны Терека, запасы любительской колбасы и стал подниматься на скалу.

Ипполит Матвеевич сначала следил за подъемом великого комбинатора, но потом рассеялся и, обернувшись, принялся разглядывать фундамент замка Тамары, сохранившийся на скале, похожей на лошадиный зуб.

В это время, в двух верстах от концессионеров, со стороны Тифлиса в Дарьяльское ущелье вошел отец Федор. Он шел мерным солдатским шагом, глядя только вперед себя твердыми алмазными глазами и опираясь на высокую клюку с загнутым концом, как библейский первосвященник.

На последние деньги отец Федор доехал до Тифлиса и теперь шагал на родину пешком, питаясь доброхотными даяниями. При переходе через Крестовый перевал (2345 метров над уровнем моря) его укусил орел. Отец Федор замахнулся на дерзкую птицу клюкою и пошел дальше. Он шел, запутавшись в облаках, и бормотал:

Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены!

Эту же фразу он повторял, войдя в Дарьяльское ущелье. Расстояние между врагами сокращалось. Поворотив за острый выступ, отец Федор налетел на старика в золотом пенсне.

Ущелье раскололось в глазах отца Федора. Терек прекратил свой тысячелетний крик. Отец Федор узнал Воробьянинова. После страшной неудачи в Батуме, после того, как все надежды рухнули, новая возможность заполучить богатство повлияла на отца Федора необыкновенным образом.

Он схватил Ипполита Матвеевича за тощий кадык и, сжимая пальцы, закричал охрипшим голосом:

Куда девал сокровище убиенной тобою тещи?

Ипполит Матвеевич, ничего подобного не ждавший, молчал, выкатив глаза так, что они почти соприкасались со стеклами пенсне.

Говори! - приказывал отец Федор. - Покайся, грешник! Воробьянинов почувствовал, что теряет дыхание.

Тут отец Федор, уже торжествовавший победу, увидел прыгавшего по скале Бендера. Технический директор спускался вниз, крича во все горло:

Дробясь о мрачные скалы, Кипят и пенятся валы!..

Великий испуг поразил сердце отца Федора. Он машинально продолжал держать предводителя за горло, но коленки у него затряслись.

А, вот это кто?! - дружелюбно закричал Остап. - Конкурирующая организация!

Отец Федор не стал медлить. Повинуясь благодетельному инстинкту, он схватил концессионную колбасу и хлеб и побежал прочь.

Бейте его, товарищ Бендер, - кричал с земли отдышавшийся Ипполит Матвеевич.

Лови его! Держи!

Остап засвистал и заулюлюкал.

Тю-у-у! - кричал он, пускаясь вдогонку. - Битва при пирамидах или Бендер на охоте! Куда же вы бежите, клиент? Могу вам предложить хорошо выпотрошенный стул!

Отец Федор не выдержал муки преследования и полез на совершенно отвесную скалу. Его толкало вверх сердце, поднимавшееся к самому горлу, и особенный, известный только одним трусам, зуд в пятках. Ноги сами отрывались от гранитов и несли своего повелителя вверх.

У-у-у! - кричал Остап снизу. - Держи его!

Он унес наши припасы! - завопил Ипполит Матвеевич, подбегая к Остапу.

Стой! - загремел Остап. - Стой, тебе говорю!

Но это придало только новые силы изнемогшему было отцу Федору. Он взвился и в несколько скачков очутился сажен на десять выше самой высокой надписи.

Отдай колбасу! - взывал Остап. - Отдай колбасу, дурак! Я все прощу!

Отец Федор уже ничего не слышал. Он очутился на ровной площадке, забраться на которую не удавалось до сих пор ни одному человеку. Отцом Федором овладел тоскливый ужас. Он понял, что слезть вниз ему никак невозможно. Скала шла и опускалась на шоссе перпендикулярно, и об обратном спуске нечего было и думать. Он посмотрел вниз. Там бесновался Остап, и на дне ущелья поблескивало золотое пенсне предводителя.

Я отдам колбасу! - закричал отец Федор. - Снимите меня!

В ответ грохотал Терек и из замка Тамары неслись страстные крики. Там жили совы.

Сними-ите меня! - жалобно кричал отец Федор.

Он видел все маневры концессионеров. Они бегали под скалой и, судя по жестам, мерзко сквернословили.

Через час легший на живот и спустивший голову вниз отец Федор увидел, что Бендер и Воробьянинов уходят в сторону Крестового перевала.

Спустилась быстрая ночь. В кромешной тьме и в адском гуле под самым облаком дрожал и плакал отец Федор. Ему уже не нужны были земные сокровища. Он хотел только одного - вниз, на землю.

Ночью он ревел так, что временами заглушал Терек, а утром подкрепился любительской колбасой с хлебом и сатанински хохотал над пробегавшими внизу автомобилями. Остаток дня он провел в созерцании гор и небесного светила - солнца. Ночью он увидел царицу Тамару. Царица прилетела к нему из своего замка и кокетливо сказала:

Соседями будем.

Матушка! - с чувством сказал отец Федор. - Не корысти ради...

Знаю, знаю, - заметила царица, - а токмо волею пославшей тя жены.

Откуда ж вы знаете? - удивился отец Федор.

Да уж знаю. Заходили бы, сосед. В шестьдесят шесть поиграем! А? Она засмеялась и улетела, пуская в ночное небо шутихи.

На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то склонял их к лютеранству.

Направо - замок Тамары, - говорили опытные проводники, - а налево живой человек стоит, а чем живет и как туда попал - тоже неизвестно.

И дикий же народ! - удивлялись экскурсанты. - Дети гор!

Шли облака. Над отцом Федором кружились орлы. Самый смелый из них украл остаток любительской колбасы и взмахом крыла сбросил в пенящийся Терек фунта полтора хлеба. Отец Федор погрозил орлу пальцем и, лучезарно улыбаясь, прошептал:

Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивает долговечного гнезда. Орел покосился на отца Федора, закричал «ку-ку-ре-ку» и улетел.

Ах, орлуша, орлуша, большая ты стерва!

Через десять дней из Владикавказа прибыла пожарная команда с надлежащим обозом и принадлежностями и сняла отца Федора. Когда его снимали, он хлопал руками и пел лишенным приятности голосом: И будешь ты цар-р-рицей ми-и-и-и-рра, подр-р-руга ве-е-ечная моя! И суровый Кавказ многократно повторил слова М. Ю. Лермонтова и музыку А. Рубинштейна.

Не корысти ради, - сказал отец Федор брандмейстеру, - а токмо... Хохочущего священника на пожарной колеснице увезли в психиатрическую лечебницу.

к/ф, 2 серии, 1971 г.

* А вам некуда торопиться: ГПУ за вами само придет! Остап.
* А двести рублей не могут спасти гиганта мысли? Кислярский.
* А что, отец, в вашем городе женихи требуются? Невесты у вас есть? - Кому и кобыла невеста. Остап, Тихон.
* Альпийское нищенство! Святое дело! Остап.
* Без уголовщины. Кодекс мы должны... кодекс мы должны чтить! Остап.
* Ближе к телу, как говорит Ги де Мопассан! Остап.
* Бунт на корабле?! Остап.
* В Берлине есть очень странный обычай: там едят так поздно, что нельзя понять, что это, ранний ужин или поздний обед. Остап.
* В Москве, в центре города, на площадке девятого этажа стоял взрослый человек с высшим образованием абсолютно голый. Идти ему было некуда. Он скорее согласился бы сесть в тюрьму, чем показаться в таком виде. Оставалось одно: пропадать! Автор.
* В этот день Бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку "Зубровки", домашние грибки, черной зернистой икорки, форшмак из селедки, украинский борщ, курицу с рисом, фрукты и так далее и тому подобное. Автор.
* Вас обманули, вам дали гораздо лучший мех! Это., это шанхайские барсы! Остап.
* Вас, конечно, удивил ранний визит неизвестного мужчины! Остап.
* Ваше политическое кредо? - Всегда! - Россия вас не забудет! Остап, эпизод.
* Ваши бриллианты почти что у меня в кармане, и вы меня интересуете лишь постольку, поскольку я хочу обеспечить вашу старость! Остап.
* Вегетарианского не держим-с! Эпизод.
* Великолепный символ! Отрыв от народа - и падение! Зритель.
* Вот тебе милиция! Вот тебе дороговизна стульев для трудящихся всех стран! Вот тебе ночные прогулки по девочкам! Вот тебе седина в бороду! Вот тебе бес в ребро! Остап.
* Всю контрабанду делают в Одессе на Дерибасовской улице. Остап.
* Вы в каком полку служили? Остап.
* Вы знаете, кто этот мощный старик? Не говорите, вы этого не можете знать! Остап.
* Вы любите деньги больше, чем надо. - А вы их не любите? - Нет. - А зачем же вам тогда 60 тысяч? - Из принципа. Остап, Киса.
* Вы мне в конце концов не мать, не сестра и не любовница! Остап.
* Вы мне льстите, проказница! Киса.
* Вы мне стулья, а я вам - ситечко. Хо-хо? - Железно! Остап, Эллочка.
* Вы не в церкви, вас не обманут! Остап.
* Вы, кажется, спросили меня про какие-то деньги? - А как же! За мебель, за ордера. - Ой, голуба! Клянусь честью покойного батюшки, забыл снять с текущего счета. Остап, Коробейников.
* Гаврила был неверным мужем, Гаврила женам изменял! Ляпис-Трубецкой. Гаврила был примерным мужем, Гаврила женам верен был! Он же. Страдал Гаврила от гангрены, Гаврила от гангрены слег. Он же. Служил Гаврила бюрократом, Гаврила бюрократом был! Он же. Хоть был пожарником Гаврила, Гавриле дали фильм снимать! Он же.
* Где вы видели, чтобы мужья изменяли женам? Я лично такого совершенно не помню. Потом, это же наши мужья, это же наши жены! Да абсолютно не типично! Эпизод.
* Где среди пампасов бегают бизоны, а над баобабами закаты словно кровь... П/ф.
* Гигант мысли! Отец русской демократии! Особа, приближенная к императору! И такие мелко-уголовные наклонности! Остап. Это гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору! Он же.
* Глубоко... копает! Эпизод.
* Гроссмейстер отдал, слона! - Хитрит! - Ладью подставил! - Заманивает! Эпизод.
* Дача взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей - да это... статья 114-я Уголовного кодекса! Остап. Дача ложных показаний - статья 321-я, раздел 3-й, пункт "ж". Он же.
* Денги давай, давай денги! Давай денги, денги давай, я тебе говорю!.. Остап.
* Деньги вперед! Мечников. А можно так: утром стулья, а днем деньги? - Можно. Но деньги вперед! Остап, Мечников.
* Держите гроссмейстера! Любитель.
* Держите! Держите его, он украл нашу колбасу! Киса.
* Дети вас не забудут! Остап.
* Дуся, вы меня озлобляете! Мечников.
* Дяденька, дай десять копеек! Дай десять копеек, я тебе говорю! Эпизод.
* Железный парниша! Эллочка.
* Живыми мы им не сдадимся! Остап.
* Жуть! Эллочка.
* Забьем Мике баки! Остап.
* Завтра на конспиративной квартире нас будет ждать... нас будет ждать засада. Придется отстреливаться. Остап.
* Запад нам поможет, крепитесь, полная тайна вкладов, то есть организации. Остап.
* Здесь Паша, обладающий сверхъестественным чутьем, понял, что сейчас его будут бить. Может быть, даже ногами. Автор.
* Знойная женщина, мечта поэта! Остап.
* И в нее влюбился, и ее назвал он птичкой на ветвях своей души... П/ф.
* И одною пулей он убил обоих, и бродил по берегу в тоске... П/ф.
* Из уважения только к вашему дворянскому происхождению я готов работать за жалкие какие-то 40%. Остап.
* Камни, я вижу, подобраны со вкусом! Остап.
* Киса и Ося были тут. Остап.
* Командовать парадом буду я! Остап.
* Конкурирующая фирма! Остап.
* Контора пишет! Остап.
* Краситель "Наяда". Окрашивает волосы в изумительный каштановый цвет! Остап.
* Крепитесь! Заграница нам поможет! Полная тайна организации! Остап.
* Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень. Остап.
* Куда девал сокровища убиенной тобой тещи? Говори! Покайся, грешник, покайся! Отец Федор.
* Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Остап.
* Лучшие времена скоро наступят! Впрочем, к беспризорным детям, которых я в настоящий момент представляю, это не относится. Остап.
* Любителя бьют! Любитель.
* Мексиканский тушкан! Эллочка.
* Месье, же не манш па сис жур! Киса.
* Мне моя жизнь дорога как память! Остап.
* Мне угодно продать вам от мертвого осла уши. Остап. Дяденька, добавить бы надо. - От мертвого осла уши. Эпизод., Остап.
* Может быть, вы, святой отец, партейный? Киса.
* Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат? Остап. Вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дал ключ от квартиры, где деньги лежат! Он же. Двадцать пять! - И ключ от квартиры. Киса, Остап. Прекрасный вариант: ключ от квартиры, где будут лежать деньги. Остап.
* Молчи, грусть, молчи! Остап.
* Моя курочка, твой петушок сейчас придет! Остап. Ничего, моя курочка, твой петушок здоров! Он же.
* Мусик, ну, готов гусик? Брунс.
* Мусик, ну, ты не жалеешь своего маленького мужика. Брунс.
* Мы объяснимся в другом месте. Остап.
* Мы чужие на этом празднике жизни! Остап.
* Набил бы я тебе рыло, да только Заратустра не позволяет! Остап.
* Наши стулья на месте, ревизор выехал - мы можем уходить. Остап.
* Наших в городе много? Каково настроение? - При наличии отсутствия, я бы сказал... Остап, эпизод.
* Не бейте себя ушами по щекам, не надо! Остап.
* Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя царицы Тамары! Отец Федор.
* Не учите меня жить! Эллочка.
* Непонятно, зачем, почему, отчего я тебя повстречал ни с того ни с сего, я тебя повстречал и утратил покой, непонятно, зачем, не известно, на кой... Ляпис- Трубецкой.
* Нервных просят не смотреть. Остап.
* Никогда! Никогда еще Воробьянинов не протягивал руки! - Так протянете ноги, старый дуралей! Киса, Остап.
* Ну дайте же человеку поспать! Эпизод.
* Ну что, лед тронулся? - Жулик! - Что? - Тронулся. Остап, Киса.
* Ну не верю, не верю! Жалостливее, больше музыки в голосе! Остап.
* Ну, ты, жертва аборта! Остап.
* Оказание сопротивления при исполнении служебных обязанностей - статья 215-я пункт "б". Остап.
* Он крал, и ему было стыдно. Он крал постоянно и постоянно стыдился. Автор.
* Он мне пожертвовал ферзя! Что делать? - Сдавайся, пока не поздно! Эпизод.
* Отдай колбасу, дурак! Я все прощу! Остап.
* Откуда же в Париже может быть известно имя Остапа-Сулеймана Берта-Мария-Бендер-бея! Остап.
* Официант, шампанского! Киса.
* Ох, побьют нас! - Когда будут бить, будете плакать. Киса, Остап.
* Охотник за табуретками! Остап.
* Пишите письма! Остап.
* По мне, хоть всю жизнь живи, раз хороший человек. Тихон.
* Почем опиум для народа? Остап.
* Побольше цинизма! Людям это нравится. Остап.
* Поедем, поедем в номера! Киса.
* Получишь у Пушкина. Остап.
* Правосудие продано! Эпизод.
* Предупреждаю: у нас длинные руки! Остап.
* При современном развитии печатного дела на Западе изготовить советский паспорт - это такой пустяк, что об этом даже смешно говорить! Остап.
* Простенько и со вкусом! Но жить с такими волосами в Советской России не рекомендуется. Остап.
* С вас, между прочим, за стрижку и бритье 2 рубля. - Почему так дорого? Везде берут 40 копеек. - За конспирацию, товарищ фельдмаршал. Остап, Киса.
* С какой целью берется плата? - Э-э, с целью капитального ремонта провала, чтобы не слишком проваливался. Эпизод., Остап.
* Сам дурак! Федор.
* Сами сознаемся или будем дальше отпираться? Остап.
* Сейчас в Европе и в лучших домах Филадельфии принято разливать чай через ситечко. Остап.
* Сейчас такие дивные погоды стоят: "Это май, весельчак, это май, чародей, веет свежим на нас опахалом!" Киса.
* Серьезнее, серьезнее! Слезу дайте! Остап.
* Сколько же вам лет? - К науке, которую я в данный момент представляю, это не имеет никакого отношения. Лиза, Киса.
* Скоро заживем по-новому и свечной заводик свой заведем, и еще кое-что! Федор.
* Скоро только кошки родятся! Остап. Словарь Вильяма Шекспира составляет пример-> 12 тысяч слов, словарь дикаря из людоедского
племени мумба-юмба составляет 300 слов, Эллочка Щукина легко обходилась 30-ю словами. Автор.
* Словно статуэтка, девушка стояла... П/ф.
* Слушайте вы, дамский любимец! Остап. Снимите меня, я отдам колбасу! Отец Федор Сорок? - А-ха-ха-ха!.. - Пятьдесят? - Хо-хо-хо!.. Почти. Тридцать восемь. Лиза, Киса.
* Союз... союз Меча и... этого, как его... орала! Остап.
* Спокойно! За дело берусь я! Остап.
* Старуха не подкачает, надежная женщина? Остап
* Старухи живут на полном пансионе. - Это которые еще до исторического материализма родились? - Когда родились, тогда и родились. Тихон Остап.
* Стройная фигурка цвета шоколада... П/ф.
* Стулья надо ковать, пока они горячи! Остап.
* Стулья расползаются, как тараканы! Остап.
* Считаю до пяти. Да или нет?.. Раз... - Да Остап, Киса.
* Торг здесь не уместен! Киса.
* У меня все ходы записаны! Любитель.
* У меня есть не меньше оснований полагать что и я один справлюсь с вашим делом! Остап
* У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу! Остап.
* Утром деньги - днем стулья, днем деньги - вечером стулья, вечером деньги - ночью стулья ночью деньги - утром стулья, утром... Мечников. Утром деньги - вечером деньги, вечером деньги... Он же.
* Хамите, парниша! Эллочка.
* Хо-хо! - Хо-хо!.. О-го-го! Эллочка, Остап
* Хрупкие камыши издавали в темноте свой шорох. Двое влюбленных... - Шумел камыш, деревья гнулись. Киса, Остап.
* Что хо-хо?.. Где второй стул? Остап.
* Это грабеж среди белого дня! Киса.
* Это сироты. - Ага, тяжелое наследие царского режима. Алъхен, Остап.
* Это типичное пижонство - грабить бедную вдову! Остап.
* Я приглашаю вас сейчас же сделать свои взносы и помочь детям. Только детям! И никому другому вы меня понимаете! Остап.
* Я человек, измученный "Нарзаном"! Мечников.

Замечательный человек Сергей Бендер (да, это настоящая фамилия) долго и кропотливо собирал информацию о московских местах в книге Ильфа и Петрова «12 стульев».

Подбирал старые фотографии, ходил по квартирам и учреждениям и отснял сделал сопоставительную фотоподборку, как эти места выглядели во времена Ильфа и Петрова и как сейчас.

Выкладываем фотографии с небольшими комментариями и цитатами из оригинального текста.

Цитаты и фотографии приведены в хронологическом порядке появления в тексте книги.

Это была Москва. Это был Рязанский вокзал – самый свежий и новый из всех московских вокзалов. [Ныне – Казанский. Строительство этого вокзала, начатое в 1914 году по проекту А. В. Щусева, в основном завершилось к 1926 году]
Ни на одном из восьми остальных московских вокзалов нет таких обширных и высоких зал, как на Рязанском. Весь Ярославский вокзал, с его псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками, легко может поместиться в его большом зале для ожидания.

Московские вокзалы – ворота города. Ежедневно эти ворота впускают и выпускают тридцать тысяч пассажиров. Через Александровский вокзал [ныне Белорусский] входит в Москву иностранец на каучуковых подошвах, в костюме для гольфа – шаровары и толстые шерстяные чулки наружу. С Курского попадает в Москву кавказец в коричневой бараньей шапке с вентиляционными дырочками и рослый волгарь в пеньковой бороде. С Октябрьского [ныне Ленинградский вокзал] выскакивает полуответственный работник с портфелем из дивной свиной кожи. Он приехал из Ленинграда по делам увязки, согласования и конкретного охвата. Представители Киева и Одессы проникают в столицу через Брянский вокзал.

Из Саратова, Аткарска, Тамбова, Ртищева и Козлова в Москву приезжают с Павелецкого вокзала. Самое незначительное число людей прибывает в Москву через Савеловский вокзал. Это – башмачники из Талдома, жители города Дмитрова, рабочие Яхромской мануфактуры или унылый дачник, живущий зимою и летом на станции Хлебниково. Ехать здесь в Москву недолго. Самое большое расстояние по этой линии – сто тридцать верст. Но с Ярославского вокзала попадают в столицу люди, приехавшие из Владивостока, Хабаровска и Читы – из городов дальних и больших.
Самые диковинные пассажиры – на Рязанском вокзале [Казанский]. Это узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, хивинцы и бухарцы, над республиками которых сияет вечное солнце.

Концессионеры с трудом пробились к выходу и очутились на Каланчевской площади. Справа от них были геральдические курочки Ярославского вокзала. Прямо против них – тускло поблескивал Октябрьский вокзал, выкрашенный масляной краской в два цвета. Часы на нем показывали пять минут одиннадцатого. На часах Ярославского вокзала было ровно десять. А посмотрев на темно синий, украшенный знаками зодиака, циферблат Рязанского вокзала, путешественники заметили, что часы показывали без пяти десять.
– Очень удобно для свиданий! – сказал Остап. – Всегда есть десять минут форы.

…путники через Воздвиженку выехали на Арбатскую площадь , проехали по Пречистенскому бульвару и, свернув направо, очутились на Сивцевом Вражке.
– Направо, к подъезду, – сказал Остап. – Вылезайте, Конрад Карлович, приехали!
– Что это за дом? – спросил Ипполит Матвеевич.
Остап посмотрел на розовый домик с мезонином и ответил:
– Общежитие студентов химиков, имени монаха Бертольда Шварца.
– Неужели монаха?
– Ну, пошутил, пошутил. Имени товарища Семашко.
Как и полагается рядовому студенческому общежитию в Москве, общежитие студентов химиков давно уже было заселено людьми, имеющими к химии довольно отдаленное отношение.

Современный вид Сивцева Вражка

После недолгих уговоров Ипполит Матвеевич повез Лизу в образцовую столовую МСПО [Московский союз потребительских обществ ] «Прагу» – лучшее место в Москве, как говорил ему Бендер.
Лучшее место в Москве поразило Лизу обилием зеркал, света и цветочных горшков. Лизе это было простительно – она никогда еще не посещала больших образцово показательных ресторанов. Но зеркальный зал совсем неожиданно поразил и Ипполита Матвеевича. От отстал, забыл ресторанный уклад. Теперь ему было положительно стыдно за свои баронские сапоги с квадратными носами, штучные довоенные брюки и лунный жилет, осыпанный серебряной звездой.
Оба смутились и замерли на виду у всей, довольно разношерстной, публики.
– Пройдемте туда, в угол, – предложил Воробьянинов, хотя у самой эстрады, где оркестр выпиливал дежурное попурри из «Баядерки», были свободные столики.

Наконец карточка была принесена. Ипполит Матвеевич с чувством облегчения углубился в нее.
– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.
– За пять рублей большой графин с, – сообщил официант, нетерпеливо оглядываясь.
«Что со мной? – ужасался Ипполит Матвеевич. – Я становлюсь смешон».
– Вот, пожалуйста, – сказал он Лизе с запоздалой вежливостью, – не угодно ли выбрать? Что вы будете есть?
Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел официант на ее спутника, и понимала, что он делает чтото не то.
– Я совсем не хочу есть, – сказала она дрогнувшим голосом, – или вот что… Скажите, товарищ, нет ли у вас чего нибудь вегетарианского?
Официант стал топтаться, как конь.
– Вегетарианского не держим с. Разве омлет с ветчиной?
– Тогда вот что, – сказал Ипполит Матвеевич, решившись. – Дайте нам сосисок. Вы ведь будете есть сосиски, Елизавета Петровна?
– Буду.
– Так вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двадцать пять. И бутылку водки.
– В графинчике будет.
– Тогда большой графин.

Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно держа под руки. Лиза не могла убежать, потому что номерок от гардероба был у великосветского льва.
В первом же переулке Ипполит Матвеевич навалился на Лизу плечом и стал хватать ее руками. Лиза молча отдиралась.
– Слушайте! – говорила она. – Слушайте! Слушайте!
– Поедем в номера! – убеждал Воробьянинов.
Лиза с силой высвободилась и, не примериваясь, ударила покорителя женщин кулачком в нос. Сейчас же свалилось пенсне с золотой дужкой и, попав под квадратный носок баронских сапог, с хрустом раскрошилось.

Ночной зефир
Струил эфир.

Лиза, захлебываясь слезами, побежала по Серебряному переулку к себе домой.

Современный вид Серебряного переулка от Арбата

Ослепленный Ипполит Матвеевич мелко затрусил в противоположную сторону, крича:
– Держи вора!
Потом он долго плакал и, еще плача, купил у старушки все ее баранки, вместе с корзиной. Он вышел на Смоленский рынок , пустой и темный, и долго расхаживал там взад и вперед, разбрасывая баранки, как сеятель бросает семена. При этом он немузыкально кричал:

Ходите,
Вы всюду бродите,
Та ра ра ра.

Место на Садовом кольце, где ранее был Смоленский рынок

В Пассаж на Петровке, где помещался аукционный зал, концессионеры вбежали бодрые, как жеребцы.
В первой же комнате аукциона они увидел то, что так долго искали. Все десять стульев Ипполита Матвеевича стояли вдоль стенки на своих гнутых ножках. Даже обивка на них не потемнела, не выгорела, не попортилась. Стулья были свежие и чистые, как будто бы только что вышли из под надзора рачительной Клавдии Ивановны.
– Они? – спросил Остап.
– Боже, Боже, – твердил Ипполит Матвеевич, – они, они. Они самые. На этот раз сомнений никаких.

Петровский пассаж. Здесь проходил аукцион, где «концессионерам» не удалось выкупить стулья.

Аукционный торг открывался в пять часов. Доступ граждан для обозрения вещей начинался с четырех. Друзья явились в три и целый час рассматривали машиностроительную выставку, помещавшуюся тут же рядом.
– Похоже на то, – сказал Остап, – что завтра мы сможем уже при наличии доброй воли купить этот паровозик. Жалко, что цена не проставлена. Приятно все таки иметь собственный паровоз.
Ипполит Матвеевич маялся. Только стулья могли его утешить. От них он отошел лишь в ту минуту, когда на кафедру взобрался аукционист в клетчатых брюках «столетье» и бороде, ниспадавшей на толстовку русского коверкота.
Концессионеры заняли места в четвертом ряду справа.

В голове Бендера созрел план, единственно возможный при таких тяжелых условиях, в которых они очутились.
Он выбежал на Петровку и направился к ближайшему асфальтовому чану….

… Мало‑помалу разошлись и разъехались все новые собственники стульев. За ними мчались несовершеннолетние агенты Остапа.

Два стула увезла на извозчике, как сказал другой юный следопыт, «шикарная чмара». Мальчишка, как видно, большими способностями не отличался. Переулок, в который привезли стулья – Варсонофьевский , – он знал, помнил даже, что номер квартиры семнадцатый, но номер дома никак не мог вспомнить.
– Очень шибко бежал, – сказал беспризорный, – из головы выскочило.
– Не получишь денег, – заявил наниматель.
– Дя адя!.. Да я тебе покажу.
– Хорошо. Оставайся. Пойдем вместе.

Вид Варсонофьевского переулка от Рождественки. Здесь жила «людоедка» Эллочка Щукина.

Сюда уехал еще один стул

Блеющий гражданин жил, оказывается, на Садовой-Спасской . Точный адрес его Остап записал в блокнот.

Восьмой стул поехал в Дом Народов . Мальчишка, преследовавший этот стул, оказался пронырой.
Преодолев заграждения в виде комендатуры и многочисленных курьеров, он проник в Дом и убедился, что стул был куплен завхозом редакции «Станка».

Бывшее здание Дома народов на Солянке

Двух мальчишек еще не было. Они прибежали почти одновременно, запыхавшиеся и утомленные.
– Казарменный переулок , у Чистых прудов.
– Номер?
– Девять. И квартира девять. Там татары рядом живут. Во дворе. Я ему и стул донес. Пешком шли.

Вид Казарменного переулка от Подсосенского.

Последний гонец принес печальные вести. Сперва все было хорошо, но потом все стало плохо. Покупатель вошел со стулом в товарный двор Октябрьского вокзала , и пролезть за ним было никак невозможно – у ворот стояли стрелки ОВО НКПС.
– Наверно, уехал, – закончил беспризорный свой доклад.

На Театральной площади великий комбинатор попал под лошадь. Совершенно неожиданно на него налетело робкое животное белого цвета и толкнуло его костистой грудью. Бендер упал, обливаясь потом. Было очень жарко. Белая лошадь громко просила извинения. Остап живо поднялся. Его могучее тело не получило никакого повреждения. Тем больше было причин и возможностей для скандала.
Гостеприимного и любезного хозяина Москвы нельзя было узнать. Он вразвалку подошел к смущенному старичку извозчику и треснул его кулаком по ватной спине. Старичок терпеливо перенес наказание. Прибежал милиционер.
– Требую протокола! – с пафосом закричал Остап.
В его голосе послышались металлические нотки человека, оскорбленного в самых святых своих чувствах. И, стоя у стены Малого театра, на том самом месте, где впоследствии будет сооружен памятник великому русскому драматургу Островскому, Остап подписал протокол, стараясь не смотреть на своего врага извозчика, и дал небольшое интервью набежавшему Персицкому. Персицкий не брезговал черной работой. Он аккуратно записал в блокнот фамилию и имя потерпевшего и помчался далее.

– Где же драгоценности? – закричал предводитель.
– Где, где, – передразнил старик, – тут, солдатик, соображение надо иметь. Вот они!
– Где? Где?
– Да вот они! – закричал румяный старик, радуясь произведенному эффекту. – Вот они! Очки протри! Клуб на них построили, солдатик! Видишь? Вот он, клуб! Паровое отопление, шахматы с часами, буфет, театр, в галошах не пускают!..
Ипполит Матвеевич оледенел и, не двигаясь с места, водил глазами по карнизам.
Так вот оно где, сокровище мадам Петуховой. Вот оно, все тут, все сто пятьдесят тысяч рублей ноль ноль копеек, как любил говорить убитый Остап Сулейман Берта Мария Бендер.
Бриллианты превратились в сплошные фасадные стекла и железобетонные перекрытия, прохладные гимнастические залы были сделаны из жемчуга. Алмазная диадема превратилась в театральный зал с вертящейся сценой, рубиновые подвески разрослись в целые люстры, золотые змеиные браслетки с изумрудами обернулись прекрасной библиотекой, а фермуар перевоплотился в детские ясли, планерную мастерскую, шахматный клуб и биллиардную.
Сокровище осталось, оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но его нельзя было унести. Оно перешло на службу другим людям.

Дом культуры железнодорожников рядом с Казанским вокзалом

Чтобы снять современные фотографии с тех же мест, что и старые Сергею Бендеру порой приходилось приложить немало усилий и времени.
Приводим лишь краткий список благодарностей тем, с кем удалось пообщаться (об опасности терроризма, о бюрократии, о «вы знаете, какое сейчас время» и просто о жизни):

Итак, набираем полную грудь воздуха и….

Выражаем благодарность за предоставленную возможность сравнительной съёмки.
— Отзывчивым жильцам одной из квартир по Малому Афанасьевскому переулку
(фото Арбатской площади)
— Неравнодушным работникам строительной фирмы STRABAG в гостинице Москва
(фото Театральной площади)
— Добрым и радушным гостям столицы (гастарбайтерам) открывающим подъезд и
незадающих лишние вопросы (фото Новинского бульвара, некогда Смоленского рынка).
— Из года в год дорожающим работникам ЖКХ, незакрывающих выходы на чердак и
крышу (фото Смоленской площади)
— Внимательным и бдительным сотрудникам больницы Склифосовского, а именно: охранникам при входе на территорию и в корпусах больницы, пресс секретарю больницы, секретарю главного директора, работнику по работе с обращениями граждан в департаменте здравоохранения, пресс секретарю в департаменте здравоохранения, секретарю заместителя директора по общим вопросам, самому заместителю директора по общим вопросам, коменданту главного корпуса. Просим прощения, если кого-то не упомянули))))
(фото Садовой — Спасской от Сухаревской площади)
— Простым, нормальным парням фасадчикам, показавшим где залезть на строительные
леса (фото Смоленской площади)